— Советник Мединг, — сказал граф Платен с улыбкой, — впадает несколько в воззрения маркиза Поза[58], — я вижу много теории и желал бы иметь более сильную практическую поддержку от венского и парижского кабинетов.

— Мне кажется, — сказал Дюринг с живостью, — этой поддержки никогда не получит простое легитимное право: когда же влиятельная часть немецкой нации сгруппируется около его величества, тогда наш всемилостивейший государь станет силой, важной для союза и могущей заключить мир, смотря по обстоятельствам.

Граф Платен с незаметной улыбкой сложил руки и пытливо посмотрел на короля.

Георг V сидел молча, опершись головой на руку.

Наконец он поднял голову и сказал твёрдым голосом:

— Да, я должен быть вполне самостоятелен! Германия не может служить искуплением за восстановление моего права; мы ещё поговорим об этом, когда возвратится Мединг, но необходимо подготовить всё для самостоятельного действия во всех отношениях, равно как и в военном. Вы, дорогой Дюринг, — продолжал он, — слишком близки ко мне, чтобы непосредственно руководить организацией эмиграции, которая не должна иметь публичного военного характера; поэтому я решился послать вас в Париж; оттуда вам удобно и легко сноситься со Швейцарией и вести организацию. О прочей подготовке вы представите мне свои соображения. В то же время вы должны присматриваться в Париже к военным условиям — это весьма важно для суждения о положении и не трудно для вас, так как вы три года прослужили во французской армии и потому имеете подробные сведения об её строе.

— Благодарю, ваше величество, — сказал Дюринг взволнованным голосом, — за это доказательство вашего доверия, которое даёт мне деятельность, столь соответствующую моей склонности! Я употреблю все силы, чтобы исполнить эту великую и прекрасную задачу, как бы ни была она тяжела.

— Я немедля напишу Медингу, — сказал король, — ввести вас везде и прошу вас, как ни прискорбно это мне, не оставаться здесь долго, а отправиться немедленно.

— Ваше величество, — сказал граф Платен, вынимая бумагу из своего портфеля, — случайно попал ко мне рапорт бранденбургского Третьего гусарского полка — следует ли его передать дежурному флигель-адъютанту?

— Ваше величество всё ещё шеф прусского полка? — вскричал изумлённый Дюринг.

— Разве вы думаете, что прусский король прислал мне отставку? — спросил король с улыбкой.

— Нет, — отвечал Дюринг, — но я думал, что, быть может, ваше величество со своей стороны…

— Пруссия нарушила моё право, — сказал король грустно, — и я стану сражаться за него до последнего издыханья — это моя обязанность в отношении моего дома и Бога, даровавшего мне корону, но это нарушение не может порвать старинных отношений, коренящихся в славных традициях, и, несмотря на всё случившееся и всё, что может случиться, я сочту за честь принадлежать к прусской армии.