Он замолчал и со вздохом опустил глаза вниз.

— Но примирение с Венгрией составляет уже громадный успех, — сказал король, — положение Венгрии всегда было, к сожалению, даже в последнюю войну, — препятствием к развитию австрийского могущества.

— Примирение с Венгрией? — вскричал эрцгерцог. — Да, конечно, о нём говорит весь свет, и коронация будет в Пеште, и будут кричать Eljen[59], но примирение ли это? Мы даём Венгрии всё, чего она требовала, и что же получаем сами? До сих пор я не вижу ничего действительного, ничего осязаемого. Из Италии мы вытеснены, — продолжал он горьким тоном, — из Германии исключены, а настоящее примирение с Венгрией наложит на нас новые оковы, если мы когда-нибудь вздумаем возвратить утраченное положение. Я, правда, питаю сильную симпатию к благородной венгерской нации, но искусственная парламентская машина не расположит её сердец, рейхсраты и делегации с той и другой стороны не помогут австрийским знамёнам одержать победы, и, — сказал он твёрдым тоном, — главное дело в том, чтобы поставить армию на военную ногу — без победоносной армии нельзя возвратить прежнего величия и силы. — Далее, неловкое положение в отношении церкви…

Он вдруг прервал свою речь.

— Простите, ваше величество, я говорю о таких вещах, о которых, в сущности, мало забочусь, я солдат, и задача моей жизни и моё призвание — быть первым солдатом императора, на это я трачу все свои силы и труды, во всём же остальном, пусть Господь направить всё к благу Австрии и просветит императора и его советников, найти истинный путь к лучшему будущему. Однако же, — сказал он после небольшой паузы, — не смею больше беспокоить ваше величество, моя дочь, кажется, забыла о времени у своей приятельницы.

Король встал.

— Принцессы в саду, — позволите ли мне, ваше императорское высочество, отправиться к ним и приветствовать эрцгерцогиню?

Он позвонил. Камердинер отворил двери; король оперся на руку эрцгерцога, и они оба вышли в сад виллы.

Пока эрцгерцог был в кабинете короля, его дочь, в сопровождении своей обергофмейстерины, графини фон Эльтц, отправилась в комнаты принцессы Фридерики. Узнав, что принцесса в саду, она запретила докладывать о себе и сама пошла отыскивать свою приятельницу.

На молодой эрцгерцогине был светлый весенний наряд, мантилья из тёмно-фиолетового бархата и маленькая шляпка с букетом фиалок. Вся фигура этой дочери древнего императорского дома дышала свежей молодостью; чудесные краски красивого, тонкого лица с умными глазами, так весело смотревшими на божий свет, прелестно отделялись от окружавших тёмных цветов. Молодая принцесса вступила в сад и, пышно расцветшая, казалась прекраснее, свежее и блестящее, чем пёстрые чашечки цветов, которые раскрывались в свежей зелени для солнечных лучей и резвых мотыльков.