Светлый фон

— Но если при всём симпатическом влечении, — произнесла она медленно и ещё тише, — при полном знании всей жизни, всего прошлого, могут быть пункты, которые, могут убить влечение одного сердца к другому, разорвать дружбу, если нельзя обойти и скрыть эти пункты, то не будет ли естественно, что, несмотря на рухнувшие преграды и желание выйти из мрака, станешь страшиться света, потому что боишься возможности разлуки? — прибавила она почти шёпотом.

Он слушал её сперва с удивленьем, потом с волненьем и, наконец, с мрачной суровостью. При последних её словах лицо Жоржа озарилось бесконечным счастьем. Он свободно и откровенно взглянул на неё и отвечал тёплым, нежным тоном:

— Когда симпатическое влечение сердец основано на доверии и уважении, без которых не может быть ни истинной дружбы, ни истинной любви, тогда разъяснение какого-нибудь неизвестного пункта из прошлой жизни не в силах разрушить симпатии душ, ибо там, где есть действительно чистая и истинная гармония, там всякое несчастие найдёт глубокое и истинное сочувствие, и, — прибавил он, устремив твёрдый, тёплый взгляд на её медленно и робко поднимающееся взоры, — и всякая ошибка находит искреннее оправдание и забвение.

Наступило молчание.

— Итак, хотите завтра отправиться со мной за город? — спросил он потом.

Она кротко взглянула на него, протянула руку и твёрдым голосом отвечала:

— Да!

— Поэтому, — сказал он радостно, — мы встанем рано, чтобы полюбоваться утренней росой на цветах, чтобы весь день был наш!

— Не слишком рано, — сказала она с ласковой улыбкой, — я пойду в церковь, как делаю это каждое воскресенье.

— Чтобы в четырёх стенах, в удушливом воздухе, провести те часы, которые можете посвятить благоговейному размышлению среди святой тишины просыпающейся природы? — спросил он с удивленьем.

Она взглянула на Жоржа серьёзно и задумчиво.

— Правда, чистая природа наполняет нас чувством бесконечной благодарности к Творцу, — сказала она, — но мы потому так радостно дышим на свежем воздухе, под зелёными деревьями, что в нас ликует возбуждённое чувство. Истинное же благоговение, особенно благоговение женщины, есть смирение, которое преклоняется не пред Владыкой, проявляющим своё творческое величие в великих чудесах, но перед Богом, который в Своей бесконечной любви утешает заблудшее и страждущее человеческое сердце и возносит его к Себе.

Он с изумленьем взглянул на неё.

— И вы верите, серьёзно верите в такое существо, которому близки страдания и печали человеческого сердца?

— Позвольте мне отвечать на ваш вопрос другим вопросом, — сказала она, — будете ли вы любить женщину, то есть станете ли поверять свои чувства, мысли, стремления и честь той женщине, которая не знает иной святыни, кроме бессознательного, чисто естественного наслаждения, доставляемого человеческим чувствам красотой природы, дыханием свежего воздуха, наслаждения, общего нам с животными, даже с низшими, которые, быть может, наслаждаются несравненно больше нас, потому что их органы при естественной жизни бывают восприимчивее наших к чувственному наслаждению природы? Поверите ли вы, чтобы женщина, для которой существует только этот культ, была в состоянии хранить тихий, священный мир домашнего очага, не только сносить лишения и приносить жертвы в жизни, но и украшать последнюю чистыми и неувядаемыми цветами? Не станете ли вы ежеминутно опасаться, что женщина, для которой вся святыня заключается в природе, предавшись сегодня вам вследствие естественного побуждения, не отвернётся завтра под влиянием нового впечатления, точно полевой цветок, который открывается каждому прилетающему мотыльку? Если бы я, — продолжала она с глубоким взглядом, — имела в сердце только эту естественную религию, то неужели стала бы проводить жизнь в лишеньях и недостатках, в ограничениях домашнего круга и не искала в мире блестящих наслаждений? И если я счастлива в этом тесном круге, то, конечно, счастье это даётся не религией чувственной природы. Поэтому, — прибавила она с улыбкой, — оставьте мне мою мессу и пастора, быть может, вы назовёте это слабостью, но слабость — удел женщин; наша сила заключается в сердце, его преданности, его верности.