Молодой рабочий встал и, опустив голову, сделал несколько шагов по комнате.

Потом подошёл к мадам Бернар и взволнованным голосом сказал:

— Ваши слова глубже проникают в моё сердце, чем проповеди, в ваших словах звучит старая, давно забытая мелодия из далёких дней моего детства, правда, не ясно и глухо, но благотворно и прекрасно. Я подумаю об этом и стану почаще беседовать с вами — я ещё ни с одной женщиной не говорил об этих предметах. Правда, — прибавил он тихо, будто про себя, — я не встречал ещё ни одной женщины, с которой мог бы говорить так.

Мадам Ремон подняла голову.

— Мне очень жаль, — сказала она с ласковой улыбкой, — прервать нашу беседу, — мы долго засиделись. Хотя завтра воскресенье, однако мы не должны бросать хорошую привычку. Следовательно, вечер кончился, мои друзья!

Молодая женщина встала.

— Жорж предложил мне поехать завтра в Вилль-д'Аврэ и обещал быть моим спутником, — сказала она.

Мадам Ремон довольным взглядом окинула обоих молодых людей.

— Превосходно, превосходно, — сказала она, — своей прилежной работой вы приобрели право отдохнуть на чистом воздухе. — А вы, Жорж, — обратилась она к молодому человеку, — разве не пойдёте? Сегодня ведь суббота!

Молодая женщина взглянула на Жоржа вопросительно.

— Собрание рабочих, — сказал последний несколько приглушённым голосом, взглянув искоса на старика Мартино, который, по примеру прочих, встал со своего стула в уголке и, не изменяя однообразной улыбки, готовился идти в свою комнату на покой. Собрание рабочих, повторяющееся каждую неделю, чтобы обсудить свои общие интересы. Я неохотно пропускаю эти собрания, — продолжал он, как бы оправдываясь, — это умственное возбуждение, обмен мыслей.

— И который, без сомнения, принесёт вам пользу, — сказала молодая женщина, с откровенностью протягивая руку. — До свиданья завтра утром, покойной ночи, мой друг!

Она ушла в свою комнату. Сделав старомодный, дежурный поклон и сказав несколько таких же дежурных слов о приятно проведённом вечере, Мартино также отправился к себе. Жорж медленно сошёл с лестницы, дружески поклонился привратнику, отворившему дверь, вышел на улицу и направился к Сент-Антуанскому предместью.

В этой части города улицы были уже пусты. Одни только тряпичники с корзинками за спиной, с крючками и фонариками в руке, потянулись к богатым кварталам, где в грязи и навозе отыскивают все те вещи, которые Париж бросает как негодные и которые ещё могут служить для какого-нибудь промышленного или хозяйственного употребления. Эти ночные образы шли то группами, то поодиночке мимо молодого рабочего, который в глубокой задумчивости, произнося по временам какие-то слова, шёл в ночной тишине, то входя в яркие круги от газовых фонарей, то скрываясь в тени домов.