Император вскочил, губы его раскрылись, но ни одно слово не вышло из них — он молча опять поник головой.

Эрцгерцогиня, не обращая внимания на это движение, продолжала спокойным голосом:

— Этот человек, предающий, под личиной преданности, Святой престол в Риме и церковь их врагам, вызвавший все бедствия, наполняющие мир, оставит тебя, как оставил твоего брата Максимилиана. И когда дадут ему желаемое, он охотнее вступит в союз с Пруссией и Россией, чем с тобой, потому что там сила и успех, а здесь несчастие и падение. Но если даже он не покинет тебя, если примет борьбу, то будет разбит, его власть сокрушится, и Австрия низвергнется в пропасть бедствий.

Император медленно покачал головой.

— Франция будет разбита? — переспросил он с недоверчивой улыбкой.

— Поверь мне, сын мой, — возразила эрцгерцогиня убедительным тоном, — я хорошо знаю могущество Пруссии, в течение многих лет я не пропускала случая наблюдать его в различных его элементах. Пруссия раздавит Францию при первом столкновении, и горе Австрии, если она будет на стороне побеждённых. Выслушай меня, — продолжала она, — я, конечно, не требую от тебя скорого и немедленного решения, я не стану вмешиваться в спокойное обсуждение, необходимое при таком серьёзном деле, но пусть слова твоей матери останутся в твоём сердце! Спасение Австрии не заключается в беспокойном стремлении мстить и возвратить утраченное — великие могущественные союзники минувшего времени создадут также счастливую и великую будущность империи. Обратись к России и Пруссии, тесный союз между которыми нельзя разорвать — там найдёшь ты твёрдую опору, там найдёшь ты почву для восстановления австрийского могущества.

— Но могу ли я после всего случившегося… — начал император.

— Поверь мне, там встретят тебя дружески и протянут искренно руку старому союзнику, — позволь мне начать дело через посредство моей сестры Елизаветы. Её уважают король Вильгельм и император Александр, и хотя она удаляется от политики, однако я убеждена, что она охотно и с готовностью возьмётся за такое дело, вполне соответствующее духу её покойного супруга.

Император встал и прошёл несколько раз по комнате. В чертах его лица выражалась сильная борьба. Эрцгерцогиня проницательным взглядом следила за его движениями.

— Но главное, — сказала она, когда император остановился перед ней в задумчивости, — но главное, без этого вероломного мужа в Париже, который никогда не принесёт счастья Австрии. Вспомни, мой сын, что союз с Францией был всегда гибелен твоему дому и государству, вспомни несчастную Марию-Антуанетту, принесённую в жертву такому союзу, вспомни Марию-Луизу, которая заплатила за то же самое, правда, не жизнью, но печальной, надломленной судьбой — мрачные тени восстают между Австрией и Францией и пророчат бедствие, если ты протянешь к ней руку. Не угрожает ли и теперь ещё новое бедствие, приготовленное Францией габсбургскому дому? О! — вскричала она. — Я не могу избавиться от тоски по моему сыну, твоему брату, моя душа исполнена страшного предчувствия, что он падёт новой жертвой французской политики, тайных комбинаций этого лживого Наполеона.