Он опять погрузился в мрачные думы.

— В моих ушах раздаётся ещё проклятие, произнесённое бедной, больной Шарлоттой в припадке безумия, — сказал он потом, задрожав всем телом, — неужели ей вняли духи мщения и начали своё дело? — Было бы ужасно, — вскричал он, встав и расхаживая в тоске, — если бы теперь, в минуту блеска и радостного упоения, теперь, когда около меня собрались могущественнейшие государи Европы, если б теперь пришло известие о смерти Максимилиана — этого эрцгерцога, которому я дал императорский престол и жизнь которого не могли защитить французские армия и флот! Какая странная оборотная сторона блестящей картины могущества и величия!

Он в изнеможении опустился в кресло.

— А мои планы с Австрией, — сказал он со вздохом, — мой резерв, мой ultima ratio[82]! Смерть угрожает молодой эрцгерцогине, которая входила в мои комбинации в качестве живого действительного элемента, между мной и габсбургским домом встаёт ещё окровавленная тень Максимилиана… О, я должен во что бы то ни стало быть в союзе с Германией, потому что там сила, там опасность…

Постучали в дверь. Вошёл генерал Фаве.

— Государь, граф Бисмарк!

— Я ждал его, — сказал император, вставая. «Кафе Англе», может быть, мне удастся наконец прояснить и укрепить будущее, — прошептал он, пока генерал входил в приёмную.

Вошёл граф Бисмарк. Он уже был в парадной форме по случаю смотра в белом мундире, с каской в руке. Император с безупречной любезностью встретил прусского министра и протянул ему руку, которую тот взял с почтительным поклоном.

Замечательный контраст представляли эти две личности, которым суждено было оказывать громадное влияние на судьбы Европы. Твёрдо и самоуверенно стояла высокая фигура графа Бисмарка — его ясные глаза свободно и спокойно смотрели на сгорбившегося императора, полузакрытые очи которого были в эту минуту лишены всякого выражения, между тем как приветливая улыбка играла на его губах.

Наполеон как будто чувствовал это внешнее превосходство личности графа Бисмарка, потому что поспешил сесть и пригласил прусского министра занять место напротив.

— Очень рад, мой дорогой граф, то есть генерал, — поправился он, взглянув на мундир немца, — что в это суетливое время я нашёл свободный час побеседовать с вами, — есть так много предметов, в которых необходимо обменяться личными мнениями.

— Вашему величеству известно, — заметил граф Бисмарк вежливым тоном, в котором звучала искренняя откровенность, — что в эпоху моего прежнего пребывания в Париже я всегда считал за счастье почерпать из ваших бесед множество великих и гениальных идей, которыми так бесконечно богат ум вашего величества.