— Мысли, — сказал император, наклоняя голову, — которые вы так убедительно и живо развивали прежде и впоследствии в Биарице о необходимости придать Германии новую форму, стали теперь действительностью. Я готов лично поздравить вас ещё с громадным успехом, превзошедшим ваши надежды и стремления.

— Государь, — сказал Бисмарк, — при своих надеждах и стремлениях я принял в расчёт в качестве фактора готовность прусской армии к битве, но не мог принимать в расчёт слабость противника в той мере, в какой она оказалась в действительности, поэтому и успех превзошёл все ожидания.

Император провёл рукой по усам; его глаза стали ещё непроницаемее.

Он молчал несколько секунд, в течение которых граф Бисмарк не сводил с него своих ясных и спокойных глаз.

— Великие национальные объединения, — сказал потом Наполеон, — составляют необходимый результат развития народной жизни, я вижу в этом большее ручательство в истинном равновесии Европы, чем в искусственном и часто противоестественном расчленении народов, над которым производила опыты старинная дипломатия. Два великих народа, довольные внутри своими национальными условиями, будут сохранять мир в течение более продолжительного времени, нежели многочисленные независимые области, руководимые честолюбием и часто интригами кабинетов. Так и в национальном объединении Германии, преимущественно северной, — прибавил он, не делая особенного ударения, — я вижу новый залог долговременных добрых отношений между Германией и Францией, независимо от чувств правительств, которые так же недолговечны, как и лица, их определяющие.

— Ваше величество, — сказал граф Бисмарк, — знает про моё убеждение в необходимости не только мира, но и действительной дружбы между французским и немецким народами, которые призваны трудиться сообща над делом культуры, я не думаю, чтобы нашёлся когда-нибудь в Германии государственный муж, который нарушил бы этот мир, не имея к тому основательных причин.

— Однако ж нельзя отрицать, — сказал император совершенно спокойным, почти равнодушным тоном, — что в немецком национальном движении заключается известная неприязненность к Франции, унаследованная от прежних времён, — прибавил он, — и не имеющая теперь основания.

— Если ваше величество следило за французской прессой, во главе которой стоят парижские журналы, — возразил граф Бисмарк с холодной вежливостью, — то, конечно, согласитесь, что нельзя приписывать немецкому общественному мнению инициативы в области национальной враждебности.

— Это, без сомнения, минутное, волнение, — сказал император, — которое будет непродолжительно и не окажет никакого дурного влияния, потому что правительства проникнуты убеждением в необходимости добрых отношений и личным желанием сохранить последние. Это волнение, — продолжал он, быстро взглянув на графа Бисмарка, — исчезнет немедленно, как только будет найдено твёрдое основание, на котором могут при новых условиях установиться долговременные международные отношения.