Нет, решает он, для подобных утех у него еще будет время – и немало.

Зайдя в таверну, он оказывается в просторном шумном зале с высоким грязно-оранжевым потолком, крест-накрест пересеченным деревянными балками. Витающий в зале табачный дым сразу же раздражает глотку, Иезекия закашливается и сует палец за ворот, чтобы ткань не так сильно давила на шею. Он нервно облизывает губы и украдкой осматривается.

Вон он!

Иезекия, хромая, подходит к столику, задвинутому в альков слева от входа. Седеющий мужчина в приличном, но поношенном черном сюртуке, с удивлением подняв брови, встает со скамейки и протягивает руку, которую Иезекия пожимает.

– Блейк, – приветствует он Иезекию, когда тот усаживается на скамейку напротив. Сидеть здесь неудобно: живот вдавливается в край деревянного стола. – Не ожидал увидеть вас здесь в столь ранний час. – Пауза. – Что с вашей ногой?

– У меня для вас есть работа, – говорит Иезекия, пропуская вопрос мимо ушей. Мужчина снова садится и сощурившись глядит на него.

– Работа для меня, да что вы? Последите-ка за своим тоном, Блейк. Помните, – мужчина переводит взгляд на выпирающий живот Иезекии, – без меня вы бы не так сытно ели. – Снова пауза. – У вас кровь на манжете.

Иезекия прячет манжет под рукавом пальто.

– Я хочу сказать, что у меня есть истинный трофей, нечто совершенно изумительное. Ваши покупатели не будут разочарованы.

– Хм.

Мужчина достает из кармана небольшую кожаную книжицу и открывает ее на одной из последних страниц. Из другого кармана он извлекает карандаш и перочинный ножик. И начинает медленно, тщательно точить грифель.

– И что это за трофей? Боюсь, моим клиентам наскучили ваши так называемые греческие горшки. Их все труднее сбывать. Сколько этого добра у вас еще в запасе? Шестьдесят? Восемьдесят?

Иезекия ерзает на скамейке. Твердое дерево впивается в ягодицы.

– Это уж точно из Греции, могу гарантировать, – с жаром произносит он, и сидящий за столом мужчина перестает чинить карандаш. Стружки падают с лезвия ножа на стол. – И ничего подобного вы никогда не видели!

– Докажите.

Иезекия переводит дыхание.

– Если я вам скажу, что у меня есть огромная ваза в безупречном состоянии? Ваза, которая имеет громадную историческую ценность?

– Могу сказать, что эту песню я уже слышал не раз.

– Но это истинная правда. Дело в том, что мои авторитетные источники утверждают: ваза доисторического происхождения.

Это, конечно, не совсем так, думает он. Так утверждает Дора, а какой с нее спрос? Но сейчас это не важно. Ценность вазы не станет меньше, даже если она окажется не настолько древней.