И когда рука Мухояра легла на плечо Спиридона, придерживая его, чтобы он пропустил деда или Хорта вперед, мальчик не выдержал, рванулся к монаху, толкнул его в спину, замычал уньцем. Тот обернулся, побледнев. Мухояр с Хортом остановились. На бледном – сквозь загар – лице Ефрема была слабая улыбка. На лбу выступил пот. Белуна здесь не было, его монах привязал, ибо пес все скалился на Хорта, дыбил шерсть на загривке, того и гляди набросится.
– Ай да ристаешь, отроче! – воскликнул Ефрем.
– Хмхых, – усмехнулся Мухояр. – То-то дявчонки Нездилины кликали клюсей. Клюся и есть…
– К истоку невтерпеж, – молвил монах.
Спиридон же скрещивал руки и мотал головой. Мухояр посмотрел на Хорта.
– Да што за трясца с тобою, малец? – прошал дед трескуче. – Али родимец хватил?
Мальчик обернулся к Хорту и глядел на него.
– А ты молви, – вдруг сказал Хорт, пошевеливая пегими бровями. – Молви! Ну?!
Все замолчали, ожидая. А вместо Спиридона подал голос из-за Днепра Белун, взвыл, залаял отчаянно.
– Ишь, воет… – пробормотал дед.
– Да вот уж и всё, – молвил Ефрем. – Пришли.
Он указал на тропу. По ней-то они и шли уже, только в одном месте надо было не потерять ее, среди кочек и звериных тропинок.
– Такожде и шагайте напрямую отсюдова, – сказал Ефрем. – Далее Днепр отойдет в сторону, а вы не сбивайтесь за ним, по лесу идите. Тропа и выведет. Сперва на гриву в бору, после густым лесом на старое пожарище, его ошую обойдите. А там одесную, через лес, лес да лес. Одесную будет едина речка, другая, третия – по ней ежели пойти, мочно скоро до речки Лосьмины дошагать, а тая и до Вазузы уведет, и в Волгу. Но вы шагайте далее. Там будет паки речка. Далее. Паки речка. Далее. И ужо пойдет болото ошуя. Громадина болото. Да тропа и далее ведет…
– Куды? – не утерпел дед.
– К самому истоку.
– Хто жа тропу-то держит?
– Аз, грешный пешец, – отвечал Ефрем.
Все снова замолчали. Хорт с Мухояром глядели на Ефрема. Он – на мальчика с улыбкой.
– И яко поглядитя, – продолжал Ефрем, – возвращайтеся, аз хлебов испеку. Отрока мочно и оставить бы.
– Ни! – отрезал дед.