И никого там не было. Един отрок Спиридон, сын Васильев.

3

3

Спал, положив в костер ту сосну, а сверху гнилой пень, и тот дымил отменно, густо, отваживая комарье, будто кто большой ладонью али толстым одеялом прикрывал Спиридона.

Утром бор заливало солнце, цвикали синицы, где-то граял гавран. Спиридон поглядел вверх и увидел там не токмо гаврана, но и ширококрылого беркута. Они затеяли какую-то игру. Беркут кружил себе, посматривая вниз, и было видно, как он водит загнутым клювом, а гавран летел то вверх, то вниз, переворачивался рядом с беркутом, будто пытался заставить его прервать свои плавные кружения. Но беркут лишь чуть поднимался выше. Гавран от него не отставал. Докучал, аки холоп князю. И крылья у беркута были якоже брови у Хорта Арефы. И Спиридон припоминал снова про говоренное что-то Мухояром об том срацине, мол, перевертывался орлом…

…А внизу снова вышагивал тот глухарь-тиун! Спиридон его увидел, едва оглянулся вокруг. Да, опять похаживал краснобровый по коврам среди колонн, токмо ковры были ярче и колонны так и сияли. Сонливость вмиг слетела. И Спиридон гибко поднялся, взял прислоненное к сосне копье, согнулся и двинулся, перебегая от сосны к сосне. Тиун тот вроде и не замечал, похаживал, будто соображая что-то. Еще он и келаря Смядынского монастыря напоминал, важного Пафнутия, правда, у того брови-то были черные, но ярко выделялись на белом лице с черной брадой, с большим горбатым носом.

Спиридон уже достаточно подкрался к глухарю, выглянул из-за сосны.

Вот он.

Спиридоновы васильковые глаза страшно сузились, на скулах натянулась кожа. Он медленно поднял копье. И глухарь то заметил, завертел главой, пошел, пошел, борзо переставляя мохнатые лапы по белым мхам. Вот сейчас кликнет слуг, и те сбегутся…

Копье полетело, чуть опережая глухаря, и тот под него и рванулся, не успел и крылами взмахнуть, клюнул мхи, вздел вверх лапы, перевернулся и упал. Спиридон бросился к нему, сразу схватил его, и тут глухарь вдруг забил крылами, рванулся, почти взлетел, да Спиридон кинулся волчонком, цапнул его уже крепко и придавил к земле. Глухарь будто даже что-то заговорил, но Спиридону некогда было его выслушивать, он выхватил нож дедов из деревянных ножен и перерезал глухарю упругое бьющееся горло, так что кровь брызнула ему жарко в лицо. И только тогда он ослабил хватку и немного подался назад, разглядывая большую птицу. Взгляд глухаря вмиг померк. На глазах появилась белая пленка. Спиридон, утираясь рукавом, ощупал его и нашел сверху рану от копья, лезвие лишь чиркнуло, сбило птицу, и ежели бы не набросился на него Спиридон с волчьей ловкостью, то глухарь непременно ушел бы, улетел.