– Да, – холодно отвечал министр, – но нынче нельзя ручаться за возможность сдержать слово.

– И даже мне? Вашему сыну!

– Что ж делать? Лучше не угодить сыну, чем кому другому. Сын будет скорее снисходителен к моему положению. Я был принужден. А вы хотели отдать это место Эскобару?

– Да. Он этого достоин…

– Конечно; вы должны уважать его: у него в руках ваша совесть, – сказал министр с таким выражением, которое мог понять только один Пикильо. – Король сам назначил этого молодого доминиканца Луи Аллиагу, и мне нельзя же противиться назначению Его Величества…

Уседа с изумлением и бешенством посмотрел на Пикильо, но встретил такой грозный взгляд, что должен был отвернуться. Министр приветливо пригласил монаха поспешить во дворец.

Заметив короля и Фернандо, Уседа, пристыженный и рассерженный, побежал навстречу Филиппу. Он постоянно пользовался милостью короля и теперь с сожалением стал жаловаться на несправедливость и оскорбление, которых он сделался жертвой.

Король посмотрел на Фернандо с неописанным удивлением и весело сказал Уседе:

– Как! Ваш отец не сдержал данного слова?

– Не сдержал, Ваше Величество. Он мне сейчас объявил, что вы принудили его предпочесть мне какого-то бродягу, неизвестного монаха.

– Но вы этому не поверили. Вам известно, что герцог и ваш дядюшка Сандоваль сами назначают людей на эти места, а я только утверждаю их выбор?

– Но этого теперь вы не сделаете, Ваше Величество.

– Почему? Я не люблю противиться вашему отцу, и особенно тогда, когда дело идете об определении такого даровитого и достойного доминиканца, как уверяет дон Фернандо д’Альбайда.

При этих словах все трое подошли к тому месту, где оставался Пикильо, и король, положив руку на плечо молодого монаха, произнес:

– Да будет всем известно, что мы утверждаем выбор министра и, уважая дарования и благонравие, назначаем Луи Аллиагу духовником при особе нашей супруги.

Сказав это, король дотронулся до шляпы и ушел с Фернандо в покои.

Герцог Уседа остался совершенно смущенный.

Пикильо подошел к нему и, пристально взглянув в глаза, произнес:

– Вы сами желали, чтоб я был монахом. Не вините же никого в этом, но помните, что вы напрасно выгнали меня из своего дворца. Бывают случаи, что и маленький человек необходим большому.

Между тем герцог Лерма, встревоженный и испуганный всем до крайности, побежал к брату Сандовалю, которого нашел в большом восхищении. Великий инквизитор полагал, что любовь короля к Аихе уничтожила влияние королевы, а потому и надеялся, что теперь можно привести в исполнение давно задуманный проект об уничтожении мавров. Но Лерма доказал им, что в настоящее время обстоятельства еще менее благоприятны, потому что любовь короля к Аихе, дочери Деласкара д’Альберика, становилась новой преградой. Надо было подумать не о ничтожных внутренних врагах, а о настоящем неприятеле, который подходил извне и угрожал всей монархии. И он рассказал о протестантской Лиге, славу которой составлял король Французский и признавался, что при настоящем состоянии армии и казны нельзя будет загородить Генриху дорогу в Мадрид.