– Да, это правда. Ничто не остановит моего мщения. В этом вы можете быть уверены. Скажите Жерому и Эскобару, что я прощаю их с условием не оскорблять Аиху. На этом условии мы заключаем мир, а если нет, то между нами будет непримиримая война. Прощайте.

В этот же вечер изумление и страх овладели почтеннейшими отцами Хенаресского монастыря.

Никто не мог придумать, каким образом Пикильо узнал тайну. Эскобар вышел из себя, когда узнал, что Аллиага отбил у него место духовника королевы. Почтенные отцы так озлобились, что дали торжественный обет вражды до гроба.

Но еще главной тайны Пикильо не знал, а потому это несколько успокоило как графиню, так и иезуитов.

При свидании с Пикильо радость Аихи была так сильна, что в одну минуту вознаградила его за все страдания. Она ему доверила все свои радости, все горе, все тайные мысли, и Пикильо целые дни проводил подле Аихи. Она сама убрала его покой и библиотеку со всею роскошью. Подле своей сестры и Кармен Пикильо нашел опять счастливые дни своей жизни.

Но Кармен более всех была весела и счастлива, потому что наступил срок ее свадьбы с Фернандо. Она надеялась увеличить свое счастье, получив благословение из рук своего друга.

– Ах, – возразил Пикильо, – я, напротив, опасаюсь, что принесу и вам несчастье, которое меня всюду преследует.

– Но мы не расстанемся, – сказала Аиха, – и Иесид будет с нами всегда.

И она объяснила ему, что уже давно решила никогда не выходить замуж.

Но, несмотря на клятвы графини, Пикильо не мог быть спокоен. Каждый день он всматривался в черты лица Аихи сначала с сомнением, но потом со страхом и трепетом, и стал замечать, что она изменилась. Аиха действительно день ото дня становилась бледнее и слабее. Кармен и Иесид ничего не примечали. Фернандо почти никогда не вглядывался в нее. Но от проницательного взгляда Пикильо не могло укрыться страдание Аихи. Он видел ясно ее изнеможение и замечал, что она через силу старалась казаться веселой.

В один вечер Пикильо остался наедине с сестрой. Долго и пристально смотрел он на нее, а сам бледнел и дрожал.

– Что с тобой, братец? – спросила она. – Зачем ты так смотришь на меня?

– Мне кажется, что ты больна.

– Я? – сказала Аиха, покраснев. – Нисколько!

– Нет ли у тебя тайного, внутреннего страдания? Я, кажется, угадываю.

Аиха, только что покрасневшая, вдруг побледнела как смерть.

– Ты напрасно скрываешь. Скажи мне, что ты чувствуешь? – вскричал Пикильо.

– Ах! не спрашивай! – вскричала Аиха почти на коленях.

– Я знаю, какая опасность угрожает тебе.

– Нет, братец, опасности нет.