И важным торжествующим голосом, как судья, Пикильо прибавил:

– У вас хрустальный флакон, который вы получили от отца Жерома?

Графиня вскрикнула.

– С золотой крышкой, осыпанной изумрудами?..

Графиня закрыла лицо руками.

– В этом флаконе яд… медленный, но смертельный.

Графиня упала на колени и протянула руки.

– Вот теперь вы на своем месте, – продолжал Пикильо. – Но не просите меня, не мне, а вашему благородному брату обязаны вы помилованием. Он видит нас обоих в эту минуту. Его именем я требую, графиня, отдать мне флакон.

– Отдать! – вскричала графиня, бросив на Пикильо блуждающий от ужаса взгляд.

– Да! Отдать сейчас же. Я не могу оставить вам этого смертельного оружия против моей сестры.

– Но… отец мой…

– Я требую! – грозно вскричал Пикильо. – Или брат ваш не защитит вас, и я не прощу.

Графиня, шатаясь достала из небольшой шкатулки флакон и подала Пикильо. Но монах, увидев, что уже четверти жидкости нет, вскричал:

– Яд употребляли! – И он побледнел и зашатался.

Графиня бросилась к нему, но весь гнев его возвратился:

– Преступление совершено! Теперь я не обязан ни щадить, ни миловать вас! – вскричал Пикильо и пошел к дверям.

Графиня упала ему в ноги.

– Клянусь вам Богом и всеми святыми, что не употребляла его! Жером так мне отдал.

Пикильо остановился.

– Аихе нечего опасаться, клянусь вам! – продолжала она. – Если вы думаете, что я вас обманываю, если малейший вред будет причинен герцогине Сантарем, то вы всегда имеете возможность отмстить мне.