Я не мог, я не хотел верить в этот ужас.

– Это неправда, – воскликнул я. – Клара Монтгомери – не какая-нибудь развратная девушка. Если она действительно и стала любовницей короля, то, конечно, над ней учинили насилие, а потому в присутствии всей французской знати, в присутствии всего двора я вызову короля к ответу, я брошу ему перчатку в лицо.

Мария Сейтон горько улыбнулась. Если в таком горе может быть утешение, то я получил его, взглянув в глаза этой милой девушки. Столько в них было участия! Ее взгляд подействовал на меня как бальзам и помог мне собраться с мыслями.

– Тише! – проговорила она. – Король, конечно, виноват, но меньше, чем вы думаете. Ваша сестра любит его, боготворит, а потому ему и не пришлось прибегать к насилию. Лучше молчите, – прибавила она, – ведь дело поправить уже нельзя, зачем же вам разглашать позор сестры?

– Если это так, – прохрипел я, – то Клара более виновата, чем король. Но не требуйте от меня, чтобы я поверил вашим словам; я должен лично убедиться, иначе я все время буду сомневаться, даже в том случае, если священник поклянется мне в этом перед алтарем Бога.

Мария Сейтон взяла с меня слово, что я не прибегну к покушению на убийство короля, если она представит мне доказательство, что Клара любит Генриха и добровольно отдалась ему. Я дал слово в надежде, что Мария ошибается. Тогда она провела меня в помещение фрейлин, и там, стоя у дверей, я слышал, как развратница обрадовалась королю и позорила себя. Убедившись в этом ужасе, я убежал, как вор, но не для того, чтобы забыть о том, что произошло, а для того, чтобы придумать лучший способ мести и этим стереть пятно позора со своего имени, если это вообще возможно. Клара должна умереть, раньше чем развратник пресытится ею или прежде чем обнаружатся милости короля, купленные бесчестьем одного из членов нашей семьи. Клара должна умереть, раньше чем король вторично явится к ней; пусть он думает, что она сама лишила себя жизни, не будучи в состоянии пережить свой позор; пусть он придет и обнимет ее холодный труп.

– Я помогу вам, граф! – горячо воскликнул Сэррей. – Нельзя назвать убийством, когда лишаешь жизни человека, погибшего уже раньше, опозорившего себя. Я достану вам быстродействующий яд и пришлю лицо, которое передаст этот яд вашей сестре.

– Нет, вернее будет, если я сам отравлю ее! – возразил Монтгомери.

– Уверяю вас, граф, что месть подействует сильнее, если ваша сестра сама лишит себя жизни. Скажите ей, что вам известен ее позор; убедите ее, что если она не согласится покончить с собой, то вы убьете ее соблазнителя или пригрозите ей тем, что в присутствии всей французской знати громогласно заявите о ее бесчестии и призовете короля к ответу. Если у нее сохранилась хоть искра стыда, она не переживет такого позора и без всяких колебаний примет яд.