Но тут же Фаншон вспомнила, что королева обещала ей Дадли при том условии, если она выманит у него тайну и выдаст ее. Она решила смело приступить к делу, будучи уверена в том, что Дадли, любя ее, не станет скрывать свою тайну и вряд ли устоит, если ему в награду обещана будет ее любовь.

– Роберт, – прошептала Фаншон, – я дрожала за тебя. Екатерина ненавидит тебя, и ее месть непримирима. Чем ты так раздражил ее против себя?

– Как ты хороша! – улыбнулся Дадли и поцеловал нежную ручку.

– Ответь мне, Роберт. Я не могу быть спокойна, пока не узнаю, что ты вне опасности. Расскажи, что произошло между тобой и королевой; быть может, я найду средство укротить ее гнев.

– Не заботься о том, что там, далеко, не омрачай теперешнего блаженного момента! Как я могу говорить о других, когда вижу тебя? Как могу я говорить об опасностях, когда забываю все только перед одной опасностью сойти с ума от счастья и блаженства?

– Ты думаешь только о себе и не замечаешь моего беспокойства, – в негодовании воскликнула Фаншон. – Ты легкомысленно шутишь, в то время как для тебя, быть может, готовятся яд и кинжал. Если ты не можешь или не хочешь успокоить меня, то я принуждена покинуть тебя и пригласить к себе одного из твоих друзей; я целую тебя, вся дрожа от страха, а это – мучительная пытка!

– Фаншон, ты преувеличиваешь. Королева сердита на меня за то, что я воспрепятствовал одной ее интриге, вот и все.

– Этого достаточно, чтобы навлечь на себя смертный приговор. В чем дело? Расскажи мне!

– Это – тайна!

– Как? Тайна? – воскликнула красавица. – Ты говоришь это так, как будто я не должна знать это! Разве женщина, вверяющая тебе свою честь, чужая для тебя?

– Милая Фаншон, эта тайна касается не меня, а других, – нетерпеливо возразил Дадли. – Неужели ты назначила мне это свидание для того, чтобы говорить о Екатерине или чтобы удовлетворить свое любопытство? Драгоценное время летит.

– Ты прав, – улыбнулась Фаншон и бросилась в его объятия, – время уходит. Целуй меня, Роберт, и будем веселы и беззаботны.

Она обвила молодого человека своими мягкими руками и привлекла его к пылающей груди; но, как только почувствовала, что его досада прошла и он пылает страстью, она внезапно откинулась и воскликнула:

– Нет, нет, я не хочу осушать кубок счастья до дна; желать приятнее, чем быть удовлетворенной! Я упиваюсь жаром твоих пылающих глаз! Оставь меня, Роберт, и приходи завтра!

– Оставить тебя? Если бы мне грозила даже смерть за лишний час промедления, так и то я наслаждался бы этим часом, каждой минутой, пока не пробьет мой час. Оставить тебя, Фаншон? Да ведь я изнемогаю, я сгораю!