– Как ты хорош, какое блаженство для женщины любоваться возлюбленным в такой момент! Ты мечтаешь о своем божестве, все фибры твоей души стремятся ко мне, твое желание безумно, лихорадочно, и одно мое слово могло бы дать тебе верх блаженства.

– О, говори, скажи это слово! Улыбнись своими лучезарными глазами.

– Нет, Роберт, я экономна в расходовании счастья. Пока ты стремишься к обладанию, пламя страсти горит все сильнее и сильнее и я утопаю в блаженстве моего торжества; но, когда я буду побеждена, пламя утихнет, почти погаснет и я стану ничтожеством, нищей. Мне придется дрожать, чтобы тебя не похитили у меня; я буду несчастна и одинока, буду вымаливать твою улыбку, как нищий молит о подаянии. Нет, Роберт, исканье, стремленье, желанье – вот это божественное сладострастие любви. Неужели мне поступить, как тот глупец, что зарезал курицу, несшую ему золотые яйца?

– Ты хочешь свести меня с ума? Неужели мне нужно бежать, проклинать и ненавидеть тебя за то, что ты издеваешься над моей страстью, которую ты сама разожгла?

– Так беги! – улыбнулась красавица и кокетливо ударила Дадли по щеке. – Ты вернешься ко мне снова. Ненавидь меня! Это лучше равнодушия!

– Ты – воплощенный дьявол!

– Я только осторожна, как и ты. Я храню тайну, которая приковывает тебя, как ты хранишь свою тайну. Если бы ты вполне доверял мне, если бы я видела, что ты действительно любишь меня, я сказала бы: «Будь моим, а я буду твоею!» Но теперь я хочу иметь оружие против измены, награду за мое доверие.

– Ах, вот что! – усмехнулся Дадли и выпустил ее из своих объятий. – Ты хочешь свою любовь продать ценою моего бесчестия? Если бы у меня и было доверие, то теперь я утратил бы его.

– Тем лучше, – кокетливо засмеялась Фаншон, – тем легче будет тебе повиноваться мне. Садись напротив меня и будем ужинать. Попробуем возненавидеть друг друга; соблазнительная игра – перейти от любви к ненависти, от желания к воздержанию; посмотрим, чья возьмет.

– Фаншон, ты надеешься победить? Но, клянусь Богом, эта игра опасна; если я заставлю смириться желания, если я увижу, что любовь дается мне в награду за бесчестную измену, то возможно, что кровь во мне остынет и любовь заменится презрением.

– Презрение? За то, что я за свою честь потребовала твою, за то, что я потребовала бы наибольшей жертвы за наивысшее проявление любви? Это эгоизм, а не любовь. Разве я требую твоей тайны для того, чтобы предать тебя? Если ты так думаешь, то я должна считать, что ты домогаешься моей благосклонности лишь для минутного наслаждения, чтобы потом забыть меня. Нет, кому я отдаюсь, тот должен принадлежать мне душой и телом.