I

Часом раньше того события, как только Дадли вышел из своей квартиры и отправился на свидание, Сэррей тоже хотел уйти вслед за ним под каким-то предлогом, но Уолтер остановил его, схватив за руку, и спросил:

– С каких пор я утратил ваше доверие, милорд?

Сэррей взглянул на него с удивлением, но был принужден потупиться под проницательным взором Уолтера.

– Уверяю вас, – ответил он, – у меня нет никаких тайн.

– Тайна есть, но не между вами и Дадли, а между вами и нашим пажом. Поведение мальчика очень странно. Он дичится и избегает меня. Вы с ним шушукаетесь. Если я стал лишним или стою кому-нибудь поперек дороги, то…

– Уолтер, за такое подозрение вы заслужили, чтобы я вовсе не отвечал вам. Но я хочу пристыдить вас. Дадли назначено свидание, а Филли сильно обеспокоен; у него дурные предчувствия; своими опасениями он заразил и меня. У этого мальчика какая-то сверхъестественная острота чувств, принимаемая другими за дьявольское искусство. И вот это беспокойство, а быть может, и простое любопытство, которого я стыжусь, побуждают меня следовать за Дадли. Вы видите, что я стараюсь проникнуть в тайну третьего лица.

– Ах, значит, Дадли для меня третье лицо, посторонний!

– Брай, ваша подозрительность становится обидной.

– Я имею на то основание, – продолжал шотландец, пристально глядя на Сэррея. – Вы полагаете, что я настолько слеп, что и не догадываюсь, что именно вы скрываете от меня? Хотите, чтобы я назвал вам истинную причину вашего беспокойства?

Сэррей покраснел и смутился.

– Какая же причина? – пробормотал он.

– Это – ревность. Филли любит Дадли.

– Вы знаете? – воскликнул Сэррей, пораженный. – Вы знаете, что Филли…

– Неужели вы полагаете, что мое зрение иначе устроено, чем ваше, или что я более, чем вы, равнодушен к судьбе вверенного мне ребенка?

– Во всяком случае, вы ошибаетесь, думая, что я мучусь ревностью, – заметил Сэррей, несколько придя в себя от изумления. – Я озабочен, взволнован, но не ревную.

Уолтер, покачав головой, сказал:

– Сэррей, я думаю, что вы сами ошибаетесь. Безобразная внешность этого пажа достаточно уравновешивается его внутренними достоинствами, глубокой преданностью и сильной привязанностью к нам. Именно потому, что Филли безобразна и уродлива, опасность тем более велика, так как, считая себя застрахованным от любви, вы объясняете свое чувство лишь как участие и сострадание. Любовь, которой не замечают, не считают возможной, обыкновенно пускает наиболее глубокие корни, и мне становится страшно за эту бедную девушку при мысли о том, что она узнает, что такой человек, как вы, может любить ее, а Дадли, который не стоит вашей подметки, презирает ее. Однако поспешим за ними. Я забочусь о Филли, а не об этом тщеславном фате. Возьмите меня с собой! Как видите, ваша тайна давно разгадана мною.