Светлый фон

Сэррей был почти до слез растроган этим поэтическим бредом благородного создания, которое, не рассчитывая даже на улыбку счастья, испытывало блаженство в самоотречении своей любви.

– Хорошо, – воскликнул он, – мы тайно последуем за Дадли; но я пойду защитить тебя, а не его. Пусть любовное безумие не заставит тебя сделать более того, что заслуживает Роберт. Ты знаешь адрес?

– Я знаю его, но дама назначила ему свидание не в том доме, где она живет.

– Откуда ты знаешь это?

– Оставив тот особняк, где ему передали записку, он направился в Сен-Жерменское предместье, стал внимательно рассматривать его дома и только один из них избегал своим взглядом.

– Странное ты дитя! И в этом только и заключаются твои доказательства?

– В чертах Дадли я читаю как в открытой книге, – убежденно ответила Филли. – Я чувствую, он сегодня вечером отправится в Сен-Жерменское предместье, в дом номер восемьдесят восемь по улице Жерар.

– Ты провожала его сегодня утром?

– Нет, я следовала за ним издали.

– И при этом все же заметила выражение его лица?

– Да, милорд, я замечала лучше, чем если бы он смотрел мне в глаза.

При этих словах Филли слегка покраснела.

– Филли, – послышалось со двора, – Филли! Куда запропастился этот окаянный мальчишка?

Филли вздрогнула при этом окрике и поспешно выбежала. То был голос Дадли, который собирался выбранить ее за то, что его каска недостаточно ярко блестела. Это оскорбило Сэррея; в этот момент он готов был бы вызвать друга на дуэль самым хладнокровным образом, и исключительно для того, чтобы заставить его поцеловать изящную ручку Филли.

Как не похожа была эта девушка на ту, которую он когда-то любил! Последняя тень образа Марии Сейтон стушевалась в его сердце. В последнее время она избегала его, а он – ее. По настоянию Марии Джорджа Сейтона унесли на носилках из гостиницы еще в тот день, когда окончились свадебные торжества дофина, и с тех пор о нем ничего не было слышно. Быть может, Мария скрыла от него имя его противника, или, быть может, гордый шотландец стыдился поблагодарить англичанина, которого в хвастливом высокомерии обещал убить.

Насколько благороднее, великодушнее была бедная Филли! Но кто она? Почему старуха Хью поручила ребенка именно Уолтеру? В этом крылось что-нибудь, заставившее вверить ребенка беглецам. Неужели она не подумала о том, что дитя подрастет, что не всегда возможно будет скрыть ее пол, да, наконец, защитить Филли от самой себя?

А что, если Уолтер догадается о ее поле? Разве он не заподозрит двойного обмана? Разве он не подумает, что от него скрыли правду относительно Кэт или даже что ему подбросили незаконного ребенка Бэкли?