— Здравы будьте, гости дорогие! — промолвил Мономах и, уставившись на юношу Вячеслава, вопросил: — Ты, выходит, княжич Вячеслав, сын покойного Ярополка?

— Аз, стрый! Матушка моя велела отписать, значит, чтоб к тебе я езжал. С им вот вместях. Ярополчич качнул головой в сторону Радко.

— Выходит, сызнова мать твоя замуж вышла?! — вздохнул Владимир. — Да, идёт время. Экая красавица — княгиня Ирина! От женихов, верно, отбоя не было. А ты, гляжу я, в отца своего выдался. Плечи широки. Верно, силу в дланях немалую имеешь.

На силу, стрый, не жалуюсь. Вот, думаю, значит, али городок ты мне какой дашь в держанье, али на службу возьмёшь. Слыхал, на поганых ты будто бы идти собрался войною. Дак я те подсоблю.

Ну что ж. Городки — это ты у Святополка испрашивай, у меня своих сынов хватает, не знаю уже, кого куда и посадить. А на службу — это я завсегда, любого приму. Ты как, сыновец, саблею-то добре владеешь?

— А ты испытай! — выпалил задорно Ярополчич.

— Испытать? Что ж, давай. Погоди, в оружейную схожу, возьму клинок хорасанский[280].

— Княжич, не стоило б тебе петушиться тут! — осторожно заметил Радко. — Князь Владимир, говорят, в одиночку степных тарпанов[281] треножил, вязал, на лося хаживал и даже тура валил.

— И что? Я тож тура заколол, в Шварцвальде[282], в лесу! — запальчиво возразил Вячеслав. — Здоровый был, круторогий!

Проведчику Радко оставалось в ответ на такие слова лишь сокрушённо развести руками.

Мономах вскоре снова появился на крыльце. Он легко, как молодой, сбежал со ступеней зелёного мрамора, держа в деснице длинную харалужную саблю с чеканной рукоятью, а в шуйце — лёгкий полукруглый щит, обшитый кожей.

— Ну, давай, померимся. Чую, не победить тебе меня, петушок!

— Вы сторожко, не пораньте друг дружку, — предупредил Радко.

— Не боись, отроче! — отвечал ему с усмешкой Мономах. — Значит, условия таковы, сыновей! Со всей силы не бивать, чтоб не пришибить те невзначай дядьку двухродного. Победит тот, кто другого на землю посадит али саблю из рук выбьет. Ну, начнём!

Зазвенел скрещённый булат. Щиты принимали на себя удары, оба противника кружили по двору, вздымая вешнюю пыль, стараясь обмануть, перехитрить друг дружку. Вот Мономах умело отскочил в сторону, уклонившись от удара тяжёлого прямого клинка Ярополчича, затем стал наступать, теснить племянника. Казалось, вот сейчас посадит он его наземь. Но вывернулся Вячеслав, перешёл, в свою очередь, в наступление. Они вознеслись на крыльцо, метнулись в широкие сени, пугая слуг, по дороге круша глиняные горшки и миски. Со стены сорвали дорогой хорезмийский ковёр, едва не повалились на него оба, но всё же удержались на ногах, снова рубились, нападая и отражая сабельные удары. Более молодой и сильный племянник стал одолевать и в конце концов выбил из рук дяди оружие.