— А ты молодец! — похвалил его, подбирая саблю, Мономах. — Вижу: сможешь с половцем биться! Твоя перемога[283]!

Он улыбался, очевидно, вовсе не сожалея о своём поражении.

Радко вспоминал прошлое. Вот так же полтора десятка лет назад забавы ради рубились Мономах с покойным Ярополком в горнице киевского дворца. Оба молодые, полные сил, на глазах у семьи и дружины скрещивали они харалужные клинки, изворачивались, норовили выбить один у другого из рук оружие или повалить супротивника на дощатый пол. Победа тогда досталась Ярополку. Помнит Радко, как закрывала руками смеющееся от радости лицо княгиня Ирина, как затем громко шептала она Ярополку: «Горжусь тобой! Счастлива! Ты — самый смелый, самый сильный!»

И как Мономах тогда, зло отшвырнув в угол саблю, пристыженный, бросился прочь из горницы и долго хмуро отсиживался на сенях, скрипя зубами от досады. А потом был поход на Волынь, на засевших там Рюрика с Васильком, и после был новый поход, уже против выступившего на Киев Ярополка, и было бегство постыдное Ярополка к ляхам. Увы, сила и сноровка не заменили отцу Вячеслава ума. Оттого и погиб он, что не умел, как Мономах, просчитывать наперёд действия свои, не умел отличить врага от друга.

Радко чуть слышно горестно вздохнул, потупив очи.

Сейчас, видно, и сам князь Владимир стал намного мудрей. На Ярополчича он нисколько не осерчал, наоборот, кажется, был рад силе и ловкости сыновца.

— Вижу, добрые у тя учителя были! — сказал он, хлопнув Вячеслава по плечу.

Вниз по лестнице к ним спешили несколько перепуганных жёнок. Впереди всех — молодая княгиня Евфимия. Широкие рукава её малинового летника крыльями разметались по сторонам. На парчовой шапочке, надетой поверх белого убруса, сверкали самоцветы. Глаза голубые горели возмущением.

— Что вы тут учинили?! Я уж подумала: поганые в Переяславль ворвались! Посуду чермную переколотили, изверги! Ковёр многоценный изорвали! Ты! — с кулачками напустилась она на Мономаха. — Вроде муж солидный, с бородой, а стойно паробок[284]! Зашибить ить тя могли!

— Охолонь, княгинюшка! Не столь просто управиться с князем Владимиром Мономахом и с сыном Ярополка! Верно ведь, сыновей? — Владимир лукаво подмигнул племяннику.

— Как молвил! Ты — Ярополка князя сын?! — удивлённо воскликнула Евфимия.

Невольно залюбовалась юная княгиня молодым, широким в плечах красавцем, прикинула, что, верно, одного они с ним возраста. Забилось неровными толчками сердечко молодой женщины. Одёрнула себя, строго свела в линию брови, молвила жёстко:

— Енто что ж, свычай[285] у тя таковой — в домах чужих на хозяев с саблею наскакивать да утварь расколачивать? А, сын Ярополка?!