— Да не хотели мы! Невзначай вышло! — пробормотал пристыженный её словами Вячеслав.

— Ты сыновца не брани! Сам я затеял игрище это! — заступился за племянника Мономах.

Евфимия тихонько стукнула его кулачком в плечо, но затем не выдержала и прыснула со смеху, прикрывая рукой рот.

...После, за обедом в горнице. Мономах сообщил сыну Ярополка своё решение:

— Покуда у меня оставайся, как мать твоя и хотела. Чай, серебром она тебя снабдила. На это серебро добрых ратников тебе подберём. Будет у тя своя дружина. В походы будем хаживать, сёла тебе выделю на первое время для прокорма. И к стрыю твоему родному, Святополку, пошлю, пускай город тебе какой передаст из своих владений. Тако вот.

А меня, княже, дозволь, отпусти в Луцк. Своё дело сделал, — попросил Радко.

— Тебя, отроче, хорошо я по прежним делам помню, — молвил ему Мономах. — Ведаю тебя как проведчика. Неволить не стану, разумею: семья там, дети. Одно скажу: Игоревич, что нынче твоим Луцком володеет, — не тот князь, коему служить такой человек, как ты, должен. Помни слова мои!

...Отрок Радко наутро покинул Переяславль, князю же Владимиру пришлось принимать у себя новую гостью. Вдовая княгиня Ланка пожаловала в Переяславль. В первый день её, уставшую с дороги, Евфимины челядинки привели в каменное банное строение, возведённое недавно по велению епископа Ефрема.

Собственно, служила баня эта не только местом омовения. Здесь, в мраморных купелях, крестили новорожденных и, кроме того, приходили сюда мыться калики перехожие, какие Переяславль посещали в последние годы в великом множестве.

Поражали Ланку изразцы и печи банного строения, никогда не видывала она такого ранее, но сдержалась и ничем свой восторг не выказала.

После попросила Ланка Мономаха сводить её на крепостную стену. Неторопливо, гордо неся голову во вдовьем чёрном повойнике, обошла она каменный заборол, заглянула в стрельницы и башенки, постояла на молитве в надвратной церкви Святого Феодора.

Молодая княгиня Евфимия, светясь счастливой улыбкой, показала ей своих крохотных чад.

— Гюргий! Первенец мой! Полтора годика стукнуло! — подвела она к гостье облачённого в зелёный кафтанчик с золочёным пояском мальца. — Князь растёт.

Мальчик при виде незнакомых людей испуганно прятался между складок материного платья. Молодая княгиня, хохоча, восклицала:

— Ишь ты, схоронился! Думаешь, не сыскать тебя! Вот как сыщу да вытащу!

Чернобровая челядинка-половчанка вынесла на погляд завёрнутую в пелены грудную княжну.

— Имя дала я ей, яко своё — Евфимия. Тако и звать будем топерича: Евфимия Старшая, Евфимия Молодшая, — смеялась жена Мономаха.