Отрок Радко бился на левом крыле перемышльской рати. Всё время шли они вперёд, достигли подножия холма, стали шаг за шагом продвигаться вверх. Встречь летели стрелы и сулицы. Прикрываясь щитом, Радко прокладывал себе дорогу харалужным мечом. Вот ссёк он, ударив в плечо, одного киянина; наискось, порвав кольчужную бармицу, рубанул второго, так сильно, что брызнула у того струёй из шеи кровь. Вдруг услыхал он рядом с собой исполненный лютой ненависти крик:

— Отметчик! Ворог!

Воикин, в шеломе с наносником, в блестящих доспехах, украшенных серебряным акантом[286], бросился Радко навстречу, заступив путь.

— Всех предал! Жену, детей своих! Слышь, ты! — шумел Воикин. — Радмилка зреть тя боле не хочет! Переветник ты!

— То ты клятвопреступнику служишь! — перекрыл его воплем отчаяния Фёдор. — Уйди, брось меч! Отойди и подумай, за что голову кладёшь!

— Ах ты. гад ползучий! — Над головой Радко сверкнула боевая секира.

Фёдор успел выставить щит, но удар секиры, обрушившийся сверху, расколол его надвое. В тот же миг брошенное сзади копьё пробило Воикину доспех и воткнулось в грудь. Издав пронзительный вопль, бывший товарищ и шурин Радко повалился навзничь в окровавленную траву.

У проведчика не было времени оплакивать его. Наскоро подхватив чей-то брошенный целый круглый щит с булатным умбоном посередине, бросился он дальше вверх по склону. На душе было мерзко, думалось с сожалением: «Что вот мы делаем?! Все ить русские люди! Почто ж ненавистью исполняемся, губим друг дружку?!»

На убитого Воикина зла он не держал, одна жалость и досада горькая охватывала сердце. О жене и детях сейчас не думалось совсем. Он рубил с ожесточением направо и налево, отскакивал и сторону, нападал, отражал удары, понимая одно: как бы там ни было, отстаивает он сейчас, на этом кровавом поле, правое дело.

...Володарь со свиноградцами и перемышлянами прорвался сквозь ряды Святополковой дружины. Справа ударил Юрий Вышатич. Где-то ещё дальше промелькнула фигура Василька с крестом в деснице. Черниговские дружинники Святоши, увидев его, шарахались в сторону. Кто-то бросил в Василька сулицу. Гридень верный успел прикрыть князя щитом, но погиб сам, сражённый повторной метко брошенной сулицей.

Володарь заметил вражеского воина, убившего гридня и пытавшегося попасть в Василька. Подскочил он к нему сбоку, ногой отпихнув пешца, пытавшегося преградить путь, саблей снёс с шелома противника еловец[287], крикнул:

— Ну вот, убивец, твоя очередь!

Черниговец оказался ловок и силён. Первый удар Володаря он отбил, затем сам двуручным мечом едва не отсёк князю десницу. Чувствуя резкую боль в плече, Володарь перехватил саблю в левую руку. Ударил сбоку, по-половецки, с просвистом, что было силы, снёс черниговцу чуть ли не пол-лица. Покатился вниз по склону увала покорёженный вражий шелом. Рухнул, вылетев из седла, могучий всадник, оскаленный ряд зубов на перерубленном, искажённом до неузнаваемости лице дополнил страшную картину лежащих в беспорядке под копытами коней мёртвых тел.