Марго была странной — никто не понимал её. Она редко улыбалась, была молчалива и необщительна, не флиртовала с мужиками, а напротив — могла выругать любого настырного соискателя как последняя хабалка. У неё был завораживающий взгляд, наполненный бесконечной тревогой, — это были тёмные как омут глаза, в которых невозможно было ничего рассмотреть, кроме собственного отражения.

После того как заканчивался танец, она убегала голышом за кулисы, и там, в гримёрке, происходило обратное превращение: она надевала простенький халатик с китайскими иероглифами, закуривала тонкую сигаретку с ментолом и начинала разговаривать с явным кубанским «ховорком», а так же было видно при близком рассмотрении, что дреды у неё крашенные, брови нарисованные, ресницы приклеенные, и без этих стеклянных «стрипок» она казалась коротконогой и обыденной, но на сцене Ритуля была всё-таки королевой Марго.

В тот вечер она «порвала» всех: и меня, и себя, и этот прокуренный кабак со всеми его обитателями. Однако, в самый волнующий момент, когда эта «летучая мышь», повиснув вниз головой, одним ловким движением расстегнула трусики и мне открылся её аккуратно выбритый лобок, в кадре начали появляться какие-то посторонние части тела, а именно: мощные квадратные бёдра, обтянутые голубой парчой с дамасским орнаментом, белые обнажённые плечи, словно из фарфора, и огромная пышная шевелюра…

— Э-э-э-й, мадам! — Я попытался отодвинуть женщину. — Вы не могли бы чуточку сморщиться?!

В тот момент настроение было слишком игривое, да и выпито было уже немало, поэтому я слегка переборщил с жестикуляцией, и дамочка взбесилась:

— Что?! Уберите от меня руки! Я сейчас буду выступать! — взревела она колоратурным меццо-сопрано.

Казалось, что она пытается меня клюнуть. Её выпученные глаза с фиолетовыми подводками осыпали меня искрами.

— После Марго? — удивился я. — А Вы не боитесь, что сломается пилон?

— Я певица, а не стриптизёрша! — гордо заявила мадам.

Глаза у неё были, как сонмище демонов, как стая ворон в открытом поле, как самая тёмная южная ночь, к тому же они были очень ярко накрашены. Нос у неё был довольно крупный и прямой. Волосы, размётанные густыми чёрными прядями, переплетались на голове словно змеи. Она выскочила из моего самого страшного сна: я помню и никогда не забуду эту ужасную «панночку», летающую на гробе, — это было одно из самых жутких воспоминаний моего детства. С тех пор я панически боюсь чёрных разъярённых баб.

Уже через минуту я пожалею о своём легкомыслии, но пока ещё продолжаю куражиться и выкидывать всякие кренделя. Когда я пьяный, многие вещи доходят до меня с задержкой трафика.