— Ничего, тут ему злость не поможет, — усмехнулся комиссар и попросил Шумного сбегать за начальником разведки Ваней Порхоновым.
— Ну, а с тобой, Аннушка, обо всем договорились, — ласково и тихо сказал Ковров девушке. — Смотри только, будь осторожнее. И приведешь отца, мне нужно с ним поскорее встретиться. Кланяйся ему. Жду его с нетерпением.
— Хорошо, я завтра буду на месте, — живо отвечала Аня и быстрой, легкой походкой направилась по плохо освещенному туннелю догонять Шумного.
Горбылевский усадил офицера около стола.
Ковров подошел к ним. Пленный смерил его проницательным взглядом, попросил разрешения закурить.
— Пожалуйста.
Ротмистр вынул из кармана серебряный с золотой монограммой портсигар, неторопливо извлек из него толстую душистую месаксудинскую папиросу «Реноме», взял ее в зубы. Протянул портсигар Коврову.
— Спасибо, я только что курил.
Офицер закурил, жадно затянулся, окутываясь голубой дымкой душистого крымского табака, повел своей длинной шеей, так, будто стоячий воротник английского френча душил его, и обратился сразу к обоим партизанам:
— Позвольте мне говорить?
— Пожалуйста.
Офицер глубоко вздохнул, казалось, сделал над собой огромное усилие, чтобы решиться на разговор с «товарищами».
— Господа… товарищи, вы напрасно думаете, вернее — видите во мне какого-то проходимца… как вы здесь выразились, — взглянул он на Горбылевского. — Нет, это не так! Верно, в белой армии всяких негодяев развелось немало. Но в ней немало и честных, преданных своей идее людей. Эти люди сами поражаются, что среди их богатого, образованного класса могло быть столько подлости и всякой низости. Так что среди ваших врагов есть честные люди! — сказал он спокойно и с твердостью.
— Может быть, — усмехнулся Горбылевский, удивленный смелостью офицера. — А, собственно говоря, зачем вы нам это доказываете?
— Я хочу вам сказать о себе.
— Хотите доказать, что вы честный человек?
— Да. Я считаю себя честным человеком.
— А зачем об этом говорить?
— Позвольте мне закончить.
— Хорошо, — ответил Горбылевский, изучая Стрелецкого, и улыбнулся Коврову, который тоже следил за каждым движением офицера.