Вошло несколько старых гарнизонных генералов и полковников. Губатов сказал просто:

— Садитесь, господа.

Офицеры расселись, разговаривая между собой шепотом, как в комнате больного человека. Лица у всех были смятенные, глаза растерянно блуждали. Все заметили, что и Губатов в этот день осунулся и постарел. На лице его висели старческие, дряблые складки кожи, усы были растрепаны, в глазах отчаяние.

Губатов заговорил медленным скрипучим голосом о том, что последние попытки подавить восстание окончились неудачей, атаки отборных частей отбиты, в войсках замешательство и брожение, массовые перебежки мобилизованных на сторону повстанцев и что французы перестали стрелять по восставшим и дали возможность им овладеть городом.

Губатов замолчал и, не двигаясь, продолжал сидеть в кресле. Офицеры посматривали друг на друга — ожидали, кто первый выскажется.

Встал полковник Кончев с бритым, розовым черепом и подбородком, нависшим на высокий воротник френча.

— Думаю, господа, всем нам ясно, что город уже, в сущности, пал…

Полковник с трудом выговорил последнее слово, лицо его побагровело, и он посмотрел в глаза Губатову, ожидая, что тот прервет его речь, обрушится на него с возмущением. Но генерал безмолвно кивнул головой. Полковник, заложив руку за борт френча, продолжал:

— Сейчас, по моему мнению, основная опасность заключается в непосредственной угрозе крепости. Если оголтелая масса городской черни ночью атакует крепость, отбить атаку будет не легко ввиду малочисленности наших надежных сил. — Полковник подчеркнул слово «надежных». — Нам необходима немедленная организация обороны крепости. Все внимание обратить на оборону. Притом прежде всего нужна помощь союзников. Только помощь союзников может спасти нас. Иначе судьба города постигнет и крепость. Просите англичан высадить еще свои войска…

Краснощекий и бородатый генерал Михайлов, очень высокий и дородный старик, поднялся с кресла неожиданно быстро для своих лет и тучности.

— Позвольте, ваше превосходительство, — прогудел он каким-то дьяконским басом. — На французов нечего надеяться. Просите англичан… Доложите Деникину…

И, с размаху стукнув кулаком по краю стола, покраснев, Михайлов воскликнул:

— Дайте мне крепостной батальон, и я сам разгоню бунтующую сволочь в полчаса!

— Мобилизованных? — мрачно бросил кто-то из штабных, сидящих в углу на диване.

— Как мобилизованных? — обернулся генерал и, вдруг сообразив, собрал губы в трубку, словно хотел свистнуть, и, опускаясь в кресло, тихо проговорил: — Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..

Все замолчали.