Губатов, не поднимая глаз, думал о том, что слишком рискованно бросать крепостной батальон мобилизованных солдат на город и совсем невозможно подменять этим батальоном надежные части генерала Барбовича, которые держат осаду трех каменоломен. Невозможно подменять потому, что мобилизованные перебьют офицеров и чего доброго в полном вооружении спустятся в подземелье.

Единственная надежда была у генерала Губатова, и он хранил эту надежду глубоко в сердце: было получено телеграфное сообщение о том, что англичане обещали поддержку. А пока — оборонять крепость.

Губатов поднялся с кресла и выпрямился. Его глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели, отвисшая губа дрожала. Он заговорил:

— Отказ французов стрелять — это прямая помощь бандитизму, это измена нашим договорам!

Запнулся, вытер платком губы, продолжал беспомощно и безнадежно:

— Ни одно, ни другое… ваши предложения, господа… э-э-э… не могут быть применены в действительности. Войска крепостного гарнизона весьма… да, весьма ненадежны. Часть их может быть использована, но лишь как передовая цепь, над спинами которой нужен надежный штык. Э-э… необходимо… согласен… готовить оборону крепости, а город пока держать в оцеплении.

Тяжко дыша, Губатов посмотрел на Михайлова, словно от него зависело удержать партизан в городе. Офицеры заговорили, перебивая друг друга. Поднялись, звеня шпорами, стуча шашками. Губатов же стоял, чуть наклонившись над столом, кряжистый, широкоплечий, подавленный…

2

На неподвижной голубой глади пролива играл ослепительный блеск солнца. Вдали, в смутной дымке, был виден богатый Кубанский край. Ярко красовались круглыми черенями фруктовые сады, хутора, станицы, маячили с растопыренными крыльями ветряки. От края до края был виден весь Таманский полуостров.

По зубчатым кубанским обрывам белели пограничные кордоны, обтыканные острыми высокими тополями, словно казачьими пиками. Недалеко от станицы Тамань протянулась длинная, почти через весь пролив, Средняя коса, славившаяся добычей рыбы. Зиму и лето, круглый год, обитали на косе десятки рыбачьих ватаг.

Теперь же здесь было пусто, безлюдно, тихо. Изредка мелькали белоказацкие разъезды, пугая диких птиц.

Склонится у берега иной казак с седла и долго смотрит, как идут в прозрачной воде большие косяки рыбы.

— Вот богатство! Непочатый край, — чмокает губами казак. — Та и добра ж, а! Хочь штанами загортай…

— Эх, едят его мухи с комарами! Та чего ж вин, генерал-то наш Деника, запрещает ловить? Отдал бы казакам, вот и вся стратегия.

— Казак и сам безо всякого справится.