В самой середине толпы появился Ковров. Он окинул взглядом партизан и спросил у Ставридина:

— Сколько всего на ногах?

— Все, все на ногах! — встрепенулись те, которые стояли, опершись на палки, и те, кто лежал на земле.

Здесь было около сотни раненых и больных, и каждый стремился объявить, что он чувствует себя хорошо, что он может двигаться. Тяжелобольные и раненые напрягали все силы, стараясь подняться и удержаться на ногах.

— Товарищи, спокойно, — сказал Ковров.

Все стихли.

Ковров продолжал:

— Ход прорыт. Теперь в сумерках пошлем разведку и нынче же ночью уйдем. Сохраняйте порядок, товарищи. Не шумите, не волнуйтесь. Как разведка сообщит, сейчас же уходим.

Краткая речь Коврова убедительно подействовала на партизан. Тихо, радостно переговаривались они, приготовляясь к уходу.

В длинный туннель, где помещался лазарет, пришли партизаны, все командиры, в том числе Ковров и Пастернаев. Они осветили фонарями туннель. Такого множества света не видел еще подземный лазарет. И, ослепленные огнями, раненые сползались в кучу, настороженно, молча ожидая, что скажут пришедшие.

Ковров выступил вперед и, как всегда, просто, открыто сказал:

— Мы пришли проститься с вами, нашими ранеными братьями… Бесполезная смерть — самое страшное преступление. Ход прорыт. Мы уходим сегодня. Уходим, чтобы не погибнуть бесполезно. Или умрем в бою, или будем снова бороться и освободим, спасем вас, дорогие товарищи бойцы. Простите нас…

Ковров услышал судорожный плач. Он порывался сказать еще что-то душевное и простое, но не мог. У него сдавило комом горло, и он отвернулся.

Раненые подползали друг к другу, обнимаясь, рыдали, смеялись, прерывисто и дико.

— Братики, не бросайте…

— Добейте!

— Я с вами!

— Рота, по цепи — пли!

— Взрыв!.. Взрыв!..

— Берегись!