Я поклонился:

– Ты незаурядный человек, Нимрод, такого я и не ожидал. Однако эта чудесная участь подавляет тебя, даже сковывает. На мой взгляд, ты мечтаешь если не избавиться от нее, то хотя бы немного ее отдалить.

– Ты верно заметил.

Я широко улыбнулся. Это его задело:

– Чему ты улыбаешься?

– Вчера вечером, я, как и ты, хотя можно ли нас сравнивать, с тяжелым сердцем, одинокий, встревоженный и лишенный поддержки, блуждал по городу. И видел перед собой лишь еще не выполненные предстоящие задачи, бездонные колодцы незавершенных дел. И под крепостными стенами ко мне пристала какая-то женщина…

Он удивился, но явно заскучал:

– Она тебе нравилась?

– Конечно. Немного. По правде говоря, она не вызвала у меня желания, но открыла мне, что оно уже существует в моем сознании и теле и требует удовлетворения. И я вдруг услышал зов, хотя только что ощущал лишь свои опасения и тревоги. И что же? На рассвете, радостный и исполненный бодрости, я осознал, что мое желание вырядилось в тоску, и я попросту принимал его напряжение за беспокойство.

Он вздрогнул. Я поспешно подошел поближе.

– Тебе бы следовало попробовать, Нимрод. У тебя живут самые прекрасные женщины на земле.

– Может быть… – промямлил он, недоверчиво выпятив нижнюю губу.

– Ты что, боишься женщин?

Он напрягся:

– Нисколько.

– Ты боишься, чтобы женщина взглянула на тебя?

Есть! Этим вопросом я как будто нанес ему удар кинжалом: он растерялся и заметался между гневом и желанием исповедаться.

– С чего бы мне опасаться женского взгляда?

– И правда, с чего? Внешность у тебя… редкая… внушительная… привлекательная.

– Правда?