– Вот именно. Меня уволят?

– Нет, конечно. Слушайте, я сейчас приеду. Буду в пять.

– Мэр хочет вас видеть.

– Как мило.

– И лучше бы вам придумать правдоподобную историю.

– Я скажу ему, что меня ударило молнией.

– Бред какой-то.

– Это правда. Меня действительно ударило молнией. (Окей, не на террасе у Кэрис, но ведь могло и там, если бы он не сбежал.) И я теперь не в себе. – На его ладони, той самой, в которой он держал визитку цветочного магазина, остался след от скрепки, которой карточка крепилась к зеленому целлофану. Реймер в ванной пытался его отскрести, но только растер докрасна. Теперь ожог чесался так, будто под кожей и впрямь застряла скрепка. – Еще более не в себе, – уточнил он.

– В смысле?

– Я себя чувствую как-то… нелепо.

– Нелепо в смысле смешно или в смысле неловко?

– В ушах постоянно звенит. И еще у меня какие-то странные мысли.

– Например.

Вроде того, что я, кажется, в вас влюбился. Этого он, конечно, сказать не мог. Реймер пытался придумать что-то другое, тоже странное, но не слишком дикое, чтобы Кэрис не решила, будто он окончательно спятил.

Но не успел Реймер ничего придумать, как Кэрис спросила:

– Вы там не один, что ли? Голос у вас какой-то чудной. Я уж молчу о том, что вы говорите.

Погодите, он что, произнес это вслух? Действительно признался Кэрис в любви? Мистер Хайнс уличил его в том, что Реймер разговаривал сам с собой. Что, если это правда?

– Э-э-э… я именно об этом, – пояснил Реймер. – У меня в голове вертятся всякие мысли. И я, видимо, какие-то из них говорю вслух.

– Я и это добавлю в список, – пообещала Кэрис. – Весь этот бред. Вот прямо сейчас и добавлю, покуда не позабыла. Шеф говорит… что влюбился в меня.