– Ай, мамочки мои… – в восторге повторял Панчо Вилья.

Набрав полные пригоршни золотых монет, он взвешивал их и смотрел на Мартина и майора так, словно все еще не мог поверить в эдакое чудо.

– Ну, куманек мой Хено, ну, дружище-инженер… Ну, разодолжили вы меня, по гроб жизни не забуду… А ведь могли бы промолчать и все зацапать себе.

Майор, обидевшись, дернул головой.

– И в мыслях не было такого, генерал, – ответил он очень серьезно. – Это же мразью последней надо быть…

– Ладно-ладно… Дайте я вас обниму.

И поочередно сжал их в объятиях, крепко хлопая каждого по спине. Рослый и мощный, он напоминал сейчас счастливого медведя. И счастье это, как убедился Мартин, покуда генерал стискивал его могучими ручищами, было искренним. И еще он с удивлением понял, что глаза Панчо горят не алчностью, а мстительной яростью, наконец-то нашедшей себе выход.

– Вот теперь нам есть с чем начать, – сказал он. – Теперь есть чем запалить Мексику.

Они заговорили об этом через три дня, в отдельном кабинете отеля «Грин три», освещенном шарами газовых ламп. Это был роскошный ужин – даже не ужин, а пиршество со множеством изысканных блюд, французским шампанским и гаванскими сигарами. Присутствовали, не считая Гарсы и Мартина, индеец Сармьенто и еще четверо. Ни за столом, ни после Панчо Вилья и словом не обмолвился о золоте из «Банка Чиуауа». А просто сообщил, что нашел некоего гринго-капиталиста, готового в чаянии будущих барышей профинансировать его затею – предоставить средства для начала кампании. Пришел час расквитаться с нынешним президентом Уэртой за все его злодейства, отомстить за гибель Мадеро. В Соноре и Коауиле вспыхнули восстания, возглавленные Каррансой и Майтореной, которые начали вооруженную борьбу против правительства, объединив всех, кто воевал с Паскуалем Ороско, а полковник Обрегон влил их в свой 4-й батальон. Все заваривалось снова, и Вилья не собирался оставаться в стороне.

– Крепко обманулся тот, кто поспешил не принимать нас больше в расчет. Рано обрадовались – мы еще побарахтаемся.

– Мало нас… – возразил кто-то.

– Тем больше чести – играть теми картами, что тебе сдали. И какой мексиканец не поставит на кон саму жизнь?

Они обсуждали это допоздна: не то, надо ли снова устраивать революцию – тут все были единодушны, – а то, как бы это сделать. Как ни крути, а в Эль-Пасо имелось в наличии восемь мужчин и одна женщина, шесть лошадей, восемь винтовок, одно ружье и девять пистолетов. Но на каждое возражение Вилья, преисполненный веры в победу и воодушевления, бил кулаком по столу и возвышал голос: