– Вон Рауль Мадеро, – сказал кто-то.

Поднялся ветер: порывы его шевелили ветви деревьев и загибали поля шляп. В сопровождении эскорта появился брат покойного президента. В воздухе рвались снаряды, и все пригибались всякий раз, как поблизости шелестела шрапнель. Рауль подскакал к майору и натянул поводья. Стекла его очков были запорошены пылью.

– Генерал Вилья приказал атаковать Грильо, но мне нужно подкрепление.

– Мы готовы.

– Федералы перебрасывают к холму резервы из траншей на Лас-Пеньитас. Ваш батальон может их остановить?

– Конечно. Будьте покойны, остановим.

– Если противник ослабит натиск на холме, мы сломим их сопротивление во всем Сакатекасе.

– Сейчас ударим на них, сеньор полковник.

Мадеро уехал, а Гарса медленно окинул взглядом расстояние, которое предстояло преодолеть. Он видит только это, понял Мартин, только то, что нужно увидеть.

– Ну, вы слышали сами, ребята, так что готовьтесь… Зададим перцу этим голодранцам.

Мартин подумал, что майор – просто ходячее и пока еще живое воплощение воина: скрещенные на груди патронташи, надвинутое на глаза сомбреро, пересекающий щеку шрам и седеющие усы, и все это покрыто засохшей грязью, пропылено, насквозь пропитано пороховой копотью, от которой резкие, будто прочерченные клинком морщины на лице казались совсем белыми. Вот он взглянул на инженера как давний и близкий сообщник – и ни о чем не спросил этим взглядом. Они столько раз вместе ходили в бой, что слова стали не нужны.

– Разумеется, – ответил Мартин на незаданный вопрос.

– Тогда пришпорь свою лошадку, дружище, пора нам размяться и согреться.

Мартин вслед за майором тронул лошадь шпорой, и за ними двинулся весь эскадрон – этих кавалеристов в бригаде Вильи называли драгунами или конной разведкой. Пехота с карабинами и винтовками в руках, в полотняных штанах, в соломенных сомбреро располагалась чуть подальше: залегла, распластавшись на земле, чтобы как можно меньше подставлять себя под огонь противника. Там и тут, между кустов и сосен валялись убитые, казавшиеся грудами тряпья.

– Давай, ребята, вставай-поднимайся! – взывал Гарса. – Пусть не думают, что мы струсили.

Когда он появлялся рядом, солдаты поднимались и устремлялись за ним. Они огибали холм, оставляя его слева, когда засевшие на склоне федералы открыли по ним частый огонь. Зачирикали свинцовые птички, настигая многих. Всадник слева от Мартина припал к шее своего коня и молча, не издав ни звука, сполз с седла.

– Ходу, ходу! Не давай им выцеливать нас!

Пехота пустилась бегом, а кавалеристы прибавили рыси. Свинец плотным роем осатаневших насекомых теперь летел сверху. Падали люди и кони. За холмом, за траншеями федералов, за рощей агав, размолоченных пулями, виднелся город – высокие дома, колокольни соборов, дым из труб, уходивший вертикально в небо и сливавшийся с низкими облаками, с клочьями не до конца еще рассеявшегося тумана, сероватого от сгоревшего пороха.