– Что думаешь писать дальше? – Я сам удивился, что об этом спросил, но любопытно стало.

Хемингуэй удивился тоже.

– А что, интересно? Тебе? Круглому литературному невежде?

Я снова поднял бинокль. Горизонт едва просматривался, прибой грохотал. Часы показывали 9:28.

– Извини, Лукас. – Он впервые за что-то извинился передо мной. – Я не знаю, что буду дальше писать. Может, после войны напишу вот об этом. – Я видел, что он смотрит на меня, хотя было темно. – О тебе в том числе. Объединю твои худшие черты с худшими чертами Саксона. К твоему мерзкому характеру добавится еще и грибок. Все читатели возненавидят тебя.

– Зачем ты это делаешь? – Ночной бриз унес от меня пару москитов. Прибой белел в темноте.

– Что делаю?

– Выдумываешь вместо того, чтоб писать, как было по правде.

– Трудно быть хорошим писателем, Лукас, если ты любишь жизнь, и этот мир, и некоторых людей. Еще трудней, если любишь так много мест. Нельзя просто описывать то, что видишь, – это будет фотография. Надо пропускать всё через себя, как Сезанн, – тогда это будет искусство. Делать всё изнутри, понимаешь?

– Нет.

Он вздохнул.

– Это все равно что слушать чьи-то рассказы, Лукас. Если рассказано хорошо, не важно, вранье это или нет. Со временем чужие истории становятся ярче, чем твой собственный опыт. Смешиваешь то и другое и сочиняешь, используя как свое, так и от кого-то услышанное, – и не важно уже, где твое, где чужое, где правда, а где вранье. Всё теперь правда. Место, где ты живешь, погода. Всё, что ты знаешь. Не надо только устраивать парад из всего, что знаешь, не надо прогонять свои знания, как пленных вражеских солдат по столице. Джойс и многие другие погорели как раз на этом. Джойс – мужчина, Лукас. Не женщина[53].

– Я знаю. Его книга стоит у тебя на полке.

– Хорошая у тебя память, Джо.

– Не жалуюсь.

– Из тебя вышел бы хороший писатель.

– Нет, так хорошо я врать не умею, – засмеялся я и тут же спохватился, что ляпнул глупость – но Хемингуэй засмеялся в ответ.

– Ты самый большой врун из всех, кого я знал, Лукас. Врешь инстинктивно, как младенец сиську сосет. Мне ли не знать, я тоже из таких сосунков. А сочинять – все равно что лодку грузить. В каждое предложение нужно втиснуть кучу неуловимого, да так, чтобы оно было не на виду. Случалось тебе видеть акварели дзен, Лукас?

– Нет.

– Тогда ты не поймешь, что художник дзен рисует ястреба, изображая кусочек голубого неба без ястреба.