Мы потихоньку двинулись через центральный канал, между прибоем у восточных скал и у западного рифа. В иле торчали вешки, в основном просто сухие ветки. Некоторых явно недоставало, другие покосились и еле выступали из-под воды.

Хемингуэй перешел на самый малый ход, держась строго посередине, я смотрел на поля и утесы. Не шевельнется ли что-нибудь, не блеснет ли солнце на металле или стекле? Ничто не обеспечивает такого хорошего укрытия, как тростниковое поле.

Немного отклонившись влево, мы снова повернули на юг. Мы планировали прийти сюда именно в это время, сразу после прилива – следующий будет в одиннадцать вечера, – но долго бездействовавший канал сильно заилился. До шеста и промеров глубины пока не дошло, однако вода за кормой приобретала цвет кофе с избытком сливок.

– Мы зарываемся в ил? – спросил Хемингуэй с тревогой.

– Только с правого борта. Здесь, думаю, лучше держать левее.

Он постучал по карте, разложенной на приборной доске.

– Тут показано восемь морских саженей, дальше шесть, за поворотом пять. А по-моему, тут и двух не будет, и ширина всего десять футов. Дальше и вовсе иловая банка.

– Угу. – На мысу слева от нас показались Двенадцать Апостолов и с полдюжины заглушенных сорняками хижин под ними. Справа тростник и мангры подступали к самой воде. К берегу вела целая сеть тропинок, но по ним давно уже никто не ходил.

Всматриваясь в черные окна хижин, я снял «томпсон» с предохранителя.

– Труба и рельсы на месте, – тихо заметил Хемингуэй.

Бухта разворачивалась перед нами. Она кончалась примерно в миле к юго-западу, а юго-восточнее Двенадцати Апостолов пролегала глубокая протока. В центре, впереди нас, был одинокий лесистый островок. Справа в тростники врезались две ржавых рельсовых колеи, ведущие к бывшей пристани Пуэрто-Манати. У южной ветки стояла кирпичная труба высотой футов тридцать – сорок. Стекла в складских корпусах были выбиты, один причал обвалился, под другим воды не было и на фут, грунтовая дорога вдоль берега заросла.

– Черт, – сказал Хемингуэй. – На карте пять саженей, а тут меньше одной. Бери шест.

Я повесил автомат на плечо и вышел на нос.

– Мы уже прошли банку. Дальше будет целая сажень.

Мотор заурчал, взбаламучивая ил. Мы приближались к островку, обозначенному на карте как Кайо-Ларго. Справа вырос холм вдвое выше Двенадцати Апостолов, на юго-восточном краю бухты стали видны еще какие-то развалины.

– Цеха завода «Манати», – пояснил Хемингуэй.

На островке тоже имелись хижины, безнадежно заросшие. Я вертел головой, как пилот истребителя, пытаясь охватить взглядом склады, цеха, трубу и остров. С песчаной косы у протоки шумно, в вихре красок, взлетела стая фламинго, и я схватился за «томпсон». Птицы, облетев бухту, сели на другую полоску песка, обозначенную на карте как Эстеро Сан-Хоакин.