Шон переводит, пока другие гости-мужчины поют женщинам:

– Цветы распускаются на вершинах, ожидая прилета бабочек…

Затем вступают женщины:

– Соты ждут, пока пчелы заполнят их медом…

И снова мужчины:

– Прекрасный цветок зовет свою любовь…

Мы оба присоединяемся к припеву.

После празднества нам раздают масляные лампы. Шон отводит меня к моему бунгало. Затем наклоняется, едва касаясь губами моих губ, и отстраняется, чтобы оценить мою реакцию. Воздух между нами кажется таким тяжелым, что я едва могу дышать. Он кладет руку мне на спину и притягивает меня к себе. Наш поцелуй не похож ни на что из когда-либо испытанного мной.

Еще через минуту мы уже в моей маленькой комнате. Мерцают масляные лампы. Шон медленно раздевает меня.

– Ты прекрасна, – говорит он.

Ничто в моей жизни не подготовило меня к тому, что я чувствую, когда мы занимаемся любовью.

После этого я лежу в его объятиях. Происходит что-то необычное, но не слишком ли быстро? Шон приподнимается на локте и заглядывает мне в глаза. Не знаю как, но мне кажется, что он знает меня, а я каким-то образом знаю его. А потом он говорит самую удивительную вещь:

– Я люблю тебя с того момента, как ты пришла на мой стенд на выставке чая. И теперь привез тебя в свое самое любимое место на свете. Разве не было бы невероятно, если бы мы могли всю жизнь путешествовать по миру, пить чай и читать великих поэтов?

Реалии нашей жизни на мгновение теряют для меня всякое значение. Мы снова занимаемся любовью, причем еще более утонченно. Когда Шон засыпает, я дышу в такт с ним.

Следующее утро начинается как обычно: Шон заходит в Вичат, связывается с людьми, с которыми мы собираемся встретиться, но каждая секунда наполнена блаженной радостью. Затем мы садимся в машину и отправляемся в путь. Через час мы выезжаем на узкую немощеную тропу – ее едва ли можно назвать дорогой – и останавливаемся у ворот, где дежурит пара мужчин. Они сразу узнают Шона и пропускают нас, но мы не успеваем далеко отъехать, как показываются другие ворота. Они украшены, как и те, что я мельком видела на обочине главной дороги: мужчина с огромным пенисом и женщина с выпуклой грудью.

– Дальше придется идти пешком, – говорит Шон.

Водитель паркует машину. Мы с Шоном проходим через ворота – он предупреждает меня, чтобы я не касалась столбов, – и идем по тропинке. Ветер шелестит в кронах деревьев, стрекочут цикады, трепещут крыльями птицы. Теплый и влажный тропический воздух ласкает мою кожу. Первое, что я вижу, когда мы добираемся до деревни, очень похожей на те, что мы посещали раньше, – босоногих детей, моющих посуду в корыте для свиней. Все занимаются переработкой чая. Одни крестьяне вынимают чайные листья из только что принесенных корзин и раскладывают их на приподнятых платформах, чтобы те завяли, другие «убивают зелень» на дровяных кострах, разминают, пропаривают или скручивают полуфабрикат на тяжелых круглых камнях, прессуют чай в блины.