Охранник подвел меня к герру Тремору, и тот поднял взгляд. Дождь хлестал его по лицу, глаза, я заметила, были остекленелые – блеклые и серебристые, как зеркало.

– Я еще не закончил, – сказал он по-немецки.

– Нам подождать, Schutzhaftlagerführer? – спросил охранник.

– Я не собираюсь торчать весь день под этим сраным дождем из-за того, что какое-то животное не способно соблюдать правила, – прорычал он.

Я вскинула подбородок и очень четко произнесла по-немецки:

– Ich bin kein Tier[55].

Герр Тремор прищурился и посмотрел мне в глаза. Я тут же опустила взгляд.

Он поднял правую руку, в которой держал кнут, и хлестнул им меня по щеке, голова моя резко дернулась вбок.

– Da irrst du dich[56].

Я упала в грязь на колени, прижав руку к щеке. Кончик хлыста оставил засечку под глазом. Кровь, смешиваясь с каплями дождя, струйкой побежала к подбородку. Лежавшая на земле девушка глянула на меня. Роба на ней была вспорота кнутом, кожа на спине содрана и болталась клочьями, напоминая лепестки роз.

За спиной я слышала разговор охранников, которые привели меня сюда и объясняли кому-то еще, в чем состоит мой проступок. Оказалось, офицеру. Тот прошел мимо меня и сказал:

– Schutzhaftlagerführer, вы тут заняты. С вашего разрешения, может быть, я могу вам помочь?

Я видела только его спину в форме и руки в перчатках, сложенные за спиной. Сапоги у него сияли, я уставилась на них, удивляясь, как ему удалось пройти по этой грязи и не запачкаться.

Ну можно ли думать о таких глупостях за минуту до смерти!

Герр Тремор пожал плечами и снова повернулся к своей жертве, лежавшей на земле.

Другой офицер отошел от него. Меня подняли на ноги и потащили по лагерю мимо «Канады» к административному зданию, куда и вошел эсэсовец в блестящих сапогах. Он отдал приказание охранникам, и меня отвели вниз по лестнице в какую-то камеру. Дверь за мной закрыли, и я услышала скрежет тяжелой железной задвижки.

Света тут не было. Стены и пол каменные – похоже на старый винный погреб. Все слегка влажное, поросло мхом и оттого скользкое. Я села спиной к стене, иногда прижималась распухшей щекой к холодным камням. В какой-то момент я задремала, а проснулась оттого, что почувствовала, как по ноге под мое рабочее платье забирается мышь. Пришлось встать.

Несколько часов я провела в камере. Кровь из пореза течь перестала. Я подумала, не забыл ли офицер обо мне или просто отложил наказание и ждет, пока закончится дождь, чтобы герр Тремор мог вволю покуражиться надо мной. Щека у меня к этому моменту сильно распухла, глаз заплыл. Услышав, как открывается дверь, я взглянула в ту сторону и сморщилась от упавшего в темную конуру луча света.