– Эта заключенная будет работать на меня, – заявил он. – Блокнот и ручка принадлежат мне. За их сохранность вы лично отвечаете перед шутцхафтлагерфюрером. Понятно?

Тварь молча кивнула. За спиной у нее стояла напряженная тишина; любопытство женщин было осязаемым. Потом гауптшарфюрер повернулся ко мне:

– К завтрашнему дню. Еще десять страниц.

После чего он ушел. Никаких офицерских квартир, никакого насилия.

Тварь тут же глумливо заулыбалась:

– Он сейчас взял тебя под крыло, но, как только устанет от того, что у тебя между ног, найдет себе другую.

Я протиснулась в дверь мимо нее и пошла к Дарье.

– Что он с тобой сделал? – спросила она, хватая меня за предплечье. – Я жутко волновалась весь день.

Сев на нары, я стала обдумывать случившееся со мной, этот неожиданный и чрезвычайно странный оборот событий.

– Он не сделал абсолютно ничего, – сказала я подруге. – Никакого наказания. Напротив, я получила повышение, так как знаю немецкий. Я буду работать на офицера, который читает стихи и требует от меня продолжения истории про упыря.

Дарья нахмурилась:

– Чего он добивается?

– Не знаю, – удивленно ответила я. – Он не прикоснулся ко мне. И смотри… – Я вынула засунутый под пояс платья кулечек с крошками от кекса и отдала ей. – Он оставил это мне.

– Он кормил тебя? – Дарья разинула рот.

– Ну не совсем. Но оставил мне немного еды.

Дарья попробовала крошки. И прикрыла глаза в чистом экстазе. Но через мгновение сфокусировала взгляд на мне.

– Можно одеть свинью в бальное платье, Минка. Но от этого она не станет светской барышней.

На следующее утро после поверки я явилась в кабинет гауптшарфюрера. Его не было, но мне открыл дверь младший офицер. Начальник, очевидно, находился в «Канаде», совершал обход бараков, где работали Дарья и другие женщины.

На моем столе рядом с пишущей машинкой лежала стопка документов, которые нужно было напечатать.