— Антон Ростиславович, мы вместе готовили суд над Чулаки. В дознании участвовали Госпожа Эмма, Госпожа Зоя, Госпожа Яна и Госпожа Влада. Все четыре женщины пали смертью храбрых в боях за Бухмет. Но товарищи тех, что лежат перед вами с оторванными головами, их боевые друзья с шомполами и паяльными лампами, без труда докажут ваши связи с украинской разведкой, с разведками Америки, Британии, Германии. На судебных заседаниях в Гостином дворе сталевары, хлеборобы, матери-одиночки, филателисты и профессора будут требовать для вас изуверской казни. Например, запустить вам в кишечник абиссинских пилигримов, чёрных африканских муравьёв. Они станут обгладывать вас изнутри, а вы будете проповедовать традиционные ценности.

— Я потребовал от вас выполнить указ Президента, явиться в Москву и занять ключевой пост секретаря Совета безопасности.

— Вы хотели оторвать меня от преданных мне солдат соединения «Пушкин». Изолировать в московских кабинетах, а потом из этих кабинетов погрузить в катакомбу российской власти. И вот я иду по зимнему саду. Пальмы, монстеры, розовые орхидеи. Прохожу по хрустальной галерее мимо замёрзшего пруда и Аполлона в снежной тунике. Вдоль коридора, облицованного мрамором и дорогим кирпичом. Иду по бетонному туннелю с редкими светильниками в потолке. И когда попадаю на свет, ко мне тянется рука с пистолетом. Вы наклоняетесь надо мной и вставляете в рану свою авторучку, нащупываете застрявшую в черепе пулю.

— Я выполнял приказ Президента.

Лемнер видел, как плавится в глазнице рубин, чувствовал жжение красного ненавидящего луча.

— Да есть ли он, Президент? Вы умертвили его, наплодили сонмы двойников и правите от имени мёртвого Президента. Народ узнает правду о злодеянии. Люди увидят железный шкаф с колбой, где в растворе формалина покачивается подлинный Леонид Леонидович Троевидов. На шее у него след от удавки. На искусанных губах в маслянистом пузыре плавает имя убийцы. Ваше имя, Антон Ростиславович.

— Я сожалею, что крылатые ракеты промахнулись и не попали в вас. Вы замахнулись на государство, и оно вправе убить вас.

— Оно убьёт, но не меня, а вас. Сейчас я прикажу запустить двигатель самоходной гаубицы. Наводчик опустит к земле ствол. Вас повесят на стволе самоходки, и убитые вами солдаты возблагодарят небо.

Лемнер испытывал жгучее, похожее на веселье, страдание. Он сбрасывал с себя огромное бремя. Это было бремя служения, подчинения, несвободы. В каждый миг своего восхождения он был вынужден испрашивать согласия, искать одобрение могущественного властителя. Тот стоял перед ним в тапочках на мокром снегу. Ствол гаубицы косо уходил в небо над его головой. Через минуту наступит свобода, Лемнер сбросит бремя и станет единственным творцом своей участи.