Ему хотелось увидеть унижение того, кто заставлял его унижаться. Хотелось увидеть Светоча, вымаливающего пощаду.

— Если вы, Антон Ростиславович, покаетесь в совершённых злодеяниях, в попытке меня убить, в убийстве Президента, в узурпации власти, я отпущу вас. Позволю скрыться. Россия велика. Вы укроетесь в глухой избушке на берегу таёжной речушки. Вас никто не найдёт. О вас забудут. Разве что окрестные якуты станут рассказывать о лесном шамане, воющем зимними ночами на луну. Покайтесь, Антон Ростиславович.

— Государство не кается. Оно всегда право, — ответил Светоч, вращая в глазнице гневный рубин. Стоя в тапочках на мокром снегу, он оставался величественным.

— Вава, приступай! — Лемнер чувствовал веселье, и лёгкость, и свободу, и счастливый ужас, и бесстрашие.

Заработал двигатель самоходки. Орудие дёрнулось, рывком переместилось вперёд. Ствол стал медленно опускаться. Вава скрутил Светочу руки телефонным кабелем, подвёл к опущенному стволу. Соорудил из кабеля петлю, закрепил на стволе. Накинул на шею Светочу.

— Покайтесь, Антон Ростиславович!

— Государство всегда право!

Ствол стал медленно подниматься. Светоч на мысках забился в петле. Ствол поднимался. Кабель впился в подбородок Светоча. Светоч повис, дико вздрагивая. Тапочки с ног упали в снег. Из хрустального глаза потекли горящие капли. Глаз вытек, дымилась чёрная пустая глазница.

Лемнер чувствовал небывалое облегчение, неудержимое стремление, сметающее все помехи.

Глава сорок пятая

Глава сорок пятая

Днём, пропахший дымом сгоревшего лагеря, сбросив сырые башмаки, Лемнер сидел в кунге с Ланой и пил кофе из фарфоровой чашки. Тонкий прозрачный фарфор, лазурный цвет, золотая кайма, обжигавший душистый кофе — всё доставляло наслаждение. Лана привезла на фронт чашку из фамильного сервиза, чтобы Лемнер среди стылого железа, зловонных развалин, свитой в клубки арматуры не забыл иную жизнь. Красивые и дорогие вещи, изысканных приветливых людей, вкусные блюда и утончённые запахи. Среди воя моторов, глухих ударов и свиста винтов пусть услышит чудесную, тягучую, как мёд, музыку саксофона в смуглых руках виртуоза. Музыкант похож на ловца, поймавшего в море серебряное, с изогнутым хвостом, диво.

В кунге было жарко, дверь открыта. Из тёмного кунга в светлый прямоугольник дверей виднелись другие кунги, военные фургоны, шары и чаши антенн. Солдаты тянули по снегу кабель, останавливались и курили. По дороге шла колонна грузовиков. В кузовах, под брезентом, сидела пехота, идущая на фронт сменить потрёпанные поредевшие части.