Это похоже на свадьбу, бар-мицву, канун Нового года, на подготовку к чему-то новому, чему-то, что ждет нас после этого вечера, потому что сейчас мы здесь, у нас кружится голова от веселья, огней, цветов и звезд, нашего единения.

Вайолет подходит ко мне и протягивает бокал шампанского.

– Подкрепись.

– Никаких речей, – говорю я, теперь уверенная, что они будут.

Вайолет улыбается, пожимая плечами.

– Ты же обещала, ничего грустного, – предупреждаю я, принимая напиток, зная, что этот вечер – уже больше, чем я могла бы пожелать, и что я не могу гарантировать, что не расплачусь, если мои дети начнут говорить приятные вещи.

– Что речей не будет – я не обещала!

Она целует меня в щеку и несет еще один бокал Джозефу.

Он находит меня и обнимает за талию, в то время как Томас стучит по бокалу ножом для масла, и мы все поворачиваемся к нему.

– Во-первых, я призываю вас делать ставки. – Томас указывает на своих племянников и племянниц. – Кто-нибудь угадает, хотя бы примерно, сколько раз ваша мама будет сегодня плакать?

Вайолет хлопает его по руке.

– Ты сама просила, чтобы повеселей, – поддразнивает он.

– Не за мой же счет! – улыбается Вайолет.

Коннор подходит к ней, протягивает бокал, и она сжимает его руку в знак благодарности.

– Вы двое не похожи на других родителей; вы вообще ни на кого не похожи. Трудно объяснить, каково это – быть сыном двух людей, которые так сильно любят друг друга. Вы действительно созданы друг для друга. Когда я был в возрасте Патрика, – он наклоняет бокал в сторону своего младшего племянника, – честно говоря, это было ужасно.

Все смеются.

– Теперь я понимаю, какой получил подарок судьбы – вырасти здесь, в этом месте. И вы нас вели. Не только помогали найти свой путь, если мы вдруг заплутали, но и поддерживали нас во всех начинаниях. Джейн – с ее журналистикой, меня – с переездом в Нью-Йорк, Вайолет и Коннору постоянно помогали с детьми и никогда не навязывали нам свои пожелания. Не навязывали «Устричную раковину», когда никто из нас не хотел подхватывать дело. И тем не менее вы продолжаете хранить дом, куда мы все можем вернуться, дом, который связывает нас вместе, где живут наши воспоминания. Я не так часто это говорю…

Его голос срывается, и я жалею, что далековато сижу, не обнять, но сейчас я ему не нужна, Энн рядом с ним, сжимает его руку.

– …Но я люблю вас обоих, и всем хорошим, что есть в моей жизни, – говорит он, поворачиваясь к Энн, – я обязан вам.

Вайолет промокает глаза салфеткой.