Мать крепко зажмурилась, словно от боли, но, когда она их открыла, в ее взгляде сквозило что-то новое, что-то обнажившееся и уязвленное.

– Вот ты, значит, как думаешь?

Ясность ее сознания поразила меня, и я замолчала, тяжело задышав.

– Если я была к тебе сурова… это потому, что я боялась за тебя. Ты слишком сильно напоминала мне ее…

Связность ее речи выбила меня из колеи, так же как выбивали крики матери, когда ее разум ускользал.

– Вы обе никогда не были довольны той жизнью, которой жили. Я думала… Я думала, Мэйлин – единственная, кто может заставить тебя увидеть то, чего я никогда не могла.

Она моргнула и бросила на меня странный взгляд, как будто пыталась понять, кто я такая.

– Я не знала, что еще делать, Томми. В глубине души я надеялась, что если Эвелин встретится с ней, то увидит ее насквозь. А с другой стороны, боялась, что она влюбится в нее, как и все остальные. Впрочем, если бы она влюбилась, она по крайней мере была бы с кем-то, кто понимал бы ее, кто мог бы поддержать ее так, как я никогда не смогла бы.

Хотя мать сейчас принимала меня за другого, я наконец ясно поняла, о чем она. И, почувствовав соль на губах, сознала, что плачу. Все это время я так злилась на нее…

– Я…

– Я думала, что совершила большую ошибку, что ты взяла от нее самое плохое. Ты бросила меня, когда умер Томми… И все же теперь ты здесь. Ты навещаешь меня.

На ее губах появилась натянутая улыбка. Я хотела было объяснить, почему Мэйлин не пришла, но не было смысла, не было необходимости говорить ей о том, кто был мертв уже несколько десятилетий, ведь в следующий раз мне пришлось бы напоминать ей об этом снова. Поэтому я лишь пробормотала, запинаясь:

– Спасибо, что рассказала мне.

– Что рассказала?

Мама моргнула, сбитая с толку, на ее лице отразилось недоверие. И вот так она исчезла. Я стояла, собираясь что-то сказать, глаза щипало от слез.

Она пожевала губами и вдруг заявила, указав на меня узловатым пальцем:

– Ты! Что ты здесь делаешь?

Кем я была для нее тогда, не знаю. Ее тело дрожало, взгляд метался из стороны в сторону. Я извинилась за беспокойство, заверила, что, должно быть, ошиблась адресом, и вышла из комнаты. Последнее, что я видела, были ее испуганные глаза, когда я с тихим щелчком закрыла дверь.

Я со вздохом забираюсь в постель, и Джозеф заползает под одеяло рядом:

– Ты в порядке?