– Ты должна мне новую леску, Ирена, – сказал Франц. Он поднял порванную нить и взглянул на нас, ища поддержки.

– Сам виноват, тупица, – ответила с усмешкой Ирена. Она заправила за ухо выбившуюся прядь волос – уже не высветленных, а естественного, каштанового цвета – и села рядом со мной.

– Как свидетельница происходящего, я согласна с Иреной.

Франц покачал головой:

– Я знал, что не дождусь от тебя сочувствия, Мария.

– Дайте взглянуть, – сказал Матеуш. Когда Франц передал ему сломанного воздушного змея, он провёл по нему своими ловкими пальцами. – Это легко исправить. У вас есть ещё леска?

– В сарае, – ответил Франц. – Возьми сам. У меня есть ещё дела в городе.

– В больнице, доктор Майнхарт? – спросила Ирена. Матеуш тем временем взял воздушного змея и направился к сараю.

– Как и всегда, – сказал Франц с кривой улыбкой.

– Есть какие-нибудь новости о Ханье или Исааке? – спросила я.

Франц с сочувствием вздохнул:

– Ты же знаешь, я искал их по всему лагерю.

Ещё в наш самый первый день здесь я умоляла Франца отправиться в Аушвиц, чтобы найти Ханью и Исаака. Поначалу это была невыполнимая задача, поскольку несколько эсэсовцев остались охранять лагерь. Неделю спустя, когда прибыла Красная армия, Франц присоединился к Польскому Красному Кресту и другим медикам, чтобы ухаживать за оставленными заключёнными. И хотя он не нашёл моих друзей, я надеялась, что кто-нибудь из других добровольцев-медиков что-то обнаружит и сообщит ему.

Не услышав ничего нового, я вздохнула. Нам с Иреной не следовало их бросать.

– Они не исчезли, – сказал Франц. – Я уверен, что кто-то нашёл их и отвёз в другую больницу. Я обещал тебе, что найду их, и я это сделаю. – Франц поднял свою фетровую шляпу, валявшуюся на одеяле, надел её и поцеловал Ирену в щёку, прежде чем направиться через поле к сараю, где стояла его машина. Двигатель заурчал, и он поехал по грунтовой дороге, пропав из виду при повороте на главную улицу.

Ирена задумчиво смотрела ему вслед, пока не заметила улыбку, игравшую на моих губах.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Я просто рада за тебя.

– О боже, не начинай. – Она сорвала высокую травинку и повертела её в руках, прежде чем отбросить в сторону. – Он немец.

– Я думала, ты смирилась с тем фактом, что он фольксдойч.