– Будешь повторять это без конца? – Она снова уселась на своё место.

– Я знаю, как сильно ты скучаешь по ним. Знаю, что ты не рассчитывала расставаться с ними так надолго.

– Мы разговариваем по телефону. Варшава теперь освобождена, мама с Хеленой вернулись домой. Ты уже почти поправилась, чтобы можно было ехать. Мы возьмём документы, которые раздобыл для нас Франц, и будем прикрывать тебя столько, сколько будет возможно. Франц поедет с нами, чтобы убедиться, что мы добрались в целости и сохранности. Мы скоро будем дома.

Наступила тишина, привычная и успокаивающая. Вдалеке щебетали птицы, ветер посвистывал у меня в ушах. Тихая ферма стала нашим убежищем, так сильно отличающимся от суеты Варшавы или жестокости Аушвица. Война подходила к концу, но она ещё не закончилась, так что ферма была желанным укрытием. И всё же меня терзало беспокойство.

Я отдала своё письмо Матеушу на следующий день после того, как попросила у него письменные принадлежности, и теперь ждала ответа. Это ожидание сводило с ума чуть ли не сильнее, чем ожидание освобождения.

– Франц не знает о Хелене, – сказала Ирена спустя несколько минут моего молчания. – Я очень мало рассказывала ему о моей личной жизни. – Она ткнула пальцем в небольшую дырку на одеяле. Когда она продолжила, её голос был тихим: – Мама тоже не знает.

– Ну уж мама-то явно знает, учитывая, что Хелена – её внучка, и она за ней присматривает, – ответила я с улыбкой, но, когда Ирена подняла голову, я тут же перестала улыбаться. – Ты не рассказала ей, как забеременела?

Она вздрогнула, но попыталась скрыть это за кривой усмешкой.

– Влюблённая дурочка, помнишь? Я никогда не думала, что буду использовать эту чёртову историю, но она сработала. Когда я больше не могла скрывать беременность, я сказала маме, что встречалась с молодым человеком, который работал на Сопротивление, но его поймали и казнили. После смерти таты моя дорогая мама пыталась отучить меня ругаться, потому что девушки, которые ругаются, – шлюхи, верно?

– Но, Ирена, это несправедливо. По отношению к твоей матери, а по отношению к тебе – и подавно.

Несмотря на резкость моего тона, Ирена пренебрежительно пожала плечами.

– Мама, конечно, была расстроена, но я заверила её, что извлекла уроки из своих ошибок. Всё это никак не повлияло на мамино отношение к малышке. С тех пор как Хелена родилась, всё у нас было хорошо. Мама любит её.

– Тебя она тоже любит. Зачем ты заставляешь её верить лжи?

– О боже, какая разница. – Наигранное безразличие в голосе Ирены было неубедительным. – Нацисты убили её мужа, и ей не нужно знать, что они сделали с её дочерью. Давай я сама позабочусь о своей матери, Мария, а ты позаботься о своей. – Ей потребовалось всего мгновение, чтобы осознать свою ошибку. – Чёрт, я не…