– Чёрт возьми, мне следовало сначала сказать что-нибудь. – Ирена вздыхает и убирает с лица выбившуюся прядь волос, неверно истолковав моё молчание. – Если ты больше не хочешь их видеть после… – Её голос затихает, – вероятно, она вспомнила забрызганную кровью шахматную доску на плацу, – затем она пытается сказать заново: – Если шахматы…

Я качаю головой, чтобы остановить её. Несмотря ни на что, шахматы по-прежнему остаются моей игрой. Так будет всегда. Этот шахматный набор напоминает мне об отце, который подарил его своей дочери и обучил её этой игре, – и о девочке, чью стойкость духа поддерживала самодельная крошечная пешка.

– Ты же знаешь, что это значит, не так ли, Ирена? – спрашиваю я, улыбаясь сквозь слёзы. – Теперь ты обязана научиться играть.

– Вот чёрт, – бормочет она, но мне кажется, что в её голосе звучит нежность, и когда я обнимаю её за шею и целую в щёку, она не протестует.

Раздаётся тихий стук в дверь, и входит Ханья.

– Виктория спрашивает, почему вы двое исчезли, так что если я не вовремя, позвольте прояснить, что ента она, а не я.

– О боже, она больше никогда не выпустит из виду никого из нас, – со вздохом говорит Ирена.

Посмеиваясь, Ханья собирается выйти из комнаты, но останавливается, заметив вещи на кровати. Она подходит ближе и берёт портрет обеими руками, а затем проводит пальцем по каждому лицу, заканчивая маминым.

– Можно я покажу мальчикам? – спрашивает она. – Я не хочу, чтобы они забыли её. И никого из вас, – добавляет она, переводя взгляд с меня на Ирену, её глаза блестят.

Другая реальность войны: выжившим вместе, возможно, придётся расстаться друг с другом, когда она закончится. Эта война уже забрала мою семью; и я отказываюсь мириться с новыми потерями, независимо от того, что ждёт меня в будущем. Если что-то вдруг разделит нас, мы найдём способ встретиться вновь.

Ирена смотрит на дверь.

– Нам нужно вернуться, пока мама не решила, что я снова сбежала, чтобы стать фальшивой нацисткой, – говорит она, но я удерживаю её на месте.

Лёгкая головная боль возвращается, когда я обдумываю то, что собираюсь сказать. Делаю небольшой вдох, чтобы облегчить боль.

– Вы обе заслуживаете моих объяснений, и я хочу рассказать вам всё, но пока не знаю, смогу ли. Я обещаю, что продолжу пытаться.

– Когда будешь готова, шиксе, – говорит Ханья, беря меня за руку.

Ирена кивает:

– И ни минутой раньше.

Я хочу сказать ещё что-то, но слова не идут с языка, и я не мучаю себя. Вместо этого я притягиваю к себе своих подруг, и разбросанные осколки моей жизни перестают иметь значение. Когда наши руки переплетаются, спокойствие рассеивает хаос, и моё сердце обретает дом. Вместе мы поможем друг другу собрать все выпавшие осколки.