Роберт ходит как в воду опущенный. Он не в восторге от шумихи – ему плевать, где я буду жить, пока на столе перед ним оказываются готовые завтраки и ужины. Когда-то он любил меня. Любил ли?

Раздается стук в двери, и Молли, как радушная хозяйка, спешит открыть. Целует Доктору руки. Я никогда к этому не привыкну.

– Благословенный день, – говорит он.

– Благословенный, – отзываюсь я. Его фальшивая благодать затягивает, как черная дыра.

Роберт, Доктор и я, как Святая Троица, усаживаемся за кухонным столом. Доктор – в центре, мы по бокам. Но меня там нет – я здесь не для того, чтобы принимать решения, я товар – и меня надо показать лицом.

– Это должен быть достаточно взрослый мужчина, – начинает Йенс. – Флоренс давно вышла из подросткового возраста. Возможно, уже с детьми, чтобы она могла научиться быть матерью до того, как родит сама. Таких в Корке полно. – Он на миг накрывает мою ладонь своей. – Ты будешь с ним счастлива. Я делаю это не первый раз. Ни один созданный мной союз не распался, потому что мне помогает Господь.

Или потому, что такого понятия, как развод, в Корке не существует. Но к чему подробности?

– Флоренс станет отличной женой, а главное – хорошей матерью моим детям. Мои дочери еще малы, чтобы уметь готовить и шить. В доме не хватает женской руки.

Алрой Ровелл. Ему за пятьдесят, не старик по меркам любого из миров, но двигается так, словно ему нужна трость. Он овдовел десять лет назад и воспитывает четверых детей. Когда-то он работал вместе с Джонатаном Арго.

– Я буду отличным мужем. Умею делать все по дому, готов стать отцом. Хочу, чтобы у меня было пятеро детей. А лучше шесть. Я буду очень хорошим отцом.

Сэм Артон. Ему восемнадцать, и он может стать мужем, но не готов к этому. Это очевидно даже для Доктора.

– Какой прыткий юноша, – отмечаю я, когда Сэм покидает комнату.

– Все еще юноша.

Один вдовец сменяет другого: их лица, слова, движения сливаются воедино. Им нужна верная жена, трудолюбивая хозяйка и мать детям. Их привлекают моя молодость, внешность, мнимая покорность, но никто из них не знает меня настоящую. Впрочем, я этого не ждала. В течение долгих лет я была одна. В далеком прошлом я пользовалась мужчинами, а они – мной. Никто из них не испытывал ко мне чувств, я к ним – тоже. Мы приходили за сексом и расставались, получив его, – это была честная сделка. Никаких претензий. Сейчас же меня выставили на витрину: не совсем свежий, но съедобный кусок мяса, и его нужно побыстрее продать, пока на него не слетелись мухи.

Иметь жену в Корке – выгодное вложение: она делает работу по дому, сохраняет уют, рожает детей и присматривает за ними. В Корке всегда не хватало женщин, но после запрета на выезд их количество сократилось вдвое. Женщины чаще умирают от болезней и в родах. Те, кому везет, сбегают, как Синтия Милитант. Остальные умирают, как умерла Джейн. Чахнут, как чахнет в стенах спальни Оливия Арго. Становятся жестокими и озлобленными, верными режиму, как миссис Тэрн. Полагаю, она всегда мечтала сделать из Корка общину, чтобы получить больше власти. Таких людей, как она, не пугают запреты – они не затронут ее, давно проросли корнями у нее в голове.