Женщина в Корке, что чемодан, понесет все, что в него положат. Безропотное существо, призванное обеспечивать желания мужа, который предан общине и учениям Доктора в такой степени, что можно сказать, я выйду за Гарднера. Я стану его женой. Он будет обладать мной. Он жаждет, чтобы все души были его, в том числе моя.

Положение мужчин в Корке тоже незавидно. Они ненамного переживают женщин. Худые и жилистые, от тяжелой работы в поле они не протянут до шестидесяти.

Облысевшие и бородатые, низкие и высокие, брюнеты и блондины смотрят на меня, но как бы сквозь меня. Что ж, меня это устраивает. Их бы ужаснуло то, что у меня внутри.

Но вдруг среди них появляется лицо. Такое знакомое и в то же время такое чужое – бескровное пятно в темноте коридора. Его волосы приглажены, но все так же отдают рыжиной в умирающих лучах солнца. Я встречаю его свирепым взглядом, способным прожечь насквозь. Не послушал! Он меня не послушал!

– Благословенный вечер, Питер.

– Благословенный, мистер Гарднер, – отвечает он и садится так прямо, словно проглотил кол.

– Что привело тебя сюда?

– Мне семнадцать, и я не могу ни на что претендовать. Но этой зимой мне исполнится восемнадцать. Осталось совсем недолго.

– И ты полагаешь, что этой зимой будешь готов к женитьбе?

– На Флоренс – да.

Я закрываю глаза, сжимаю челюсти в холодном гневе – так сильно, что становится больно. Зачем он это делает, Сид? Зачем говорит это? Зачем он говорит это ему?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я люблю ее, мистер Гарднер. И если вы подождете, я стану для нее лучшим мужем.

– Ты же понимаешь, что брак в общине означает продолжение рода? Ты готов стать отцом?

Он тянет с ответом, потому что очевидно, что ни в каком мире – ни в этом, ни в том – семнадцатилетний юноша не готов воспитывать детей.

– Да, я готов.

– Твой отец знает о твоем решении?

– Нет.