– Чтобы ты убедила меня этого не делать?

– Да.

Я прохожу ближе, сажусь рядом с ним.

– Я уже не ребенок, Нил. Я способна пережить этот брак, если нужно. Но я не хочу, чтобы это делал ты.

– Потому что веришь в мой умерший брак?

– Потому что я верю в тебя. Ты мой лучший друг, знаешь?

Он неохотно кивает.

– А знаешь почему? Сколько бы лет ни прошло, что бы ни случилось, ты верен себе. И ей.

– И я буду верен ей. Этот брак ничего не изменит.

– Ты знаешь, что изменит.

Он снимает очки, кидает их в кресло и прячет лицо в ладонях.

– Твои воспоминания о ней, твоя любовь к ней – немногое из того, что у тебя осталось. Я уважаю это.

– Не надо! – он убирает руки от лица. В темных глазах отражается отблеск лампы. – Не надо уважать меня, Флоренс. Мы с тобой больше не в школе.

– Ты был моим любимым учителем… – с улыбкой вспоминаю я, но она быстро сползает с лица. – Ты не понимаешь, во что ввязываешься.

– Это ты не понимаешь! Думаешь, эти вдовцы будут считаться с твоим мнением? Если бы ты только знала, что они говорят в поле, когда им кажется, что никто, включая Бога, которому они молятся, не слышит. Вы останетесь наедине, и заветы Господа забудутся. Что бы ты ни делала и как бы ни использовала свои таланты, тебя будут брать силой снова и снова, пока ты не выполнишь главного предназначения.

– Я не могу стать матерью, Нил. У меня внутриматочная спираль.

Он сводит брови к переносице. Во взгляде читаются испуг и неподдельное удивление.

– Почему?

– Когда у меня наконец появились деньги, я решила осуществить две самые главные и дорогостоящие мечты и одновременно избавиться от двух самых главных страхов. Я сделала лазерную коррекцию, чтобы больше никто не мог оставаться незамеченным, смотря с пренебрежением мне в глаза. Когда после операции зрение восстановилось, мир показался таким мерзким в четкости… А потом я поставила спираль, чтобы никогда не услышать голоса, который называет меня мамой. Я с детства знала, что мне не суждено стать матерью.

Это признание заставляет его притихнуть, задуматься, погрустнеть. В голове оно звучало менее… жалким.