– Ты самодовольный, напыщенный, двуличный садист. Повязал шнурок на запястье и думаешь, этого достаточно? Ты заставил меня верить, что я умру, семь гребаных дней. Если посмеешь солгать еще раз – даже для моего чертового блага, – больше никогда меня не увидишь. Умолчишь, схитришь, притворишься, и я убегу так быстро и так далеко, что даже твой хваленый Бог не поможет тебе найти меня. Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты. Если ты не хочешь потерять меня, ты пообещаешь быть честным. В противном случае я исчезну. И исчезну навсегда. Скажи «да», если понял.

Он молчит. Молчит несколько ужасных секунд. Я повисла на волоске. Я готова свалиться в обморок, но я не блефую, решительность при мне, и я не отступлю.

– Да, Флоренс.

– Госпожа.

– Да, госпожа.

– Вот и отлично.

– А теперь садитесь в машину, я отвезу вас, – как ни в чем не бывало просит Кеннел.

– Мы? – удивляется Пит, хлопая глазами, – еще не отошел от моей сцены. – Я не могу. Я… Отец?

– Все в порядке. Я велел ему идти домой. Будет лучше, если ты уедешь.

– Я не хотел бежать – лишь помочь Флоренс.

Я подхожу ближе к нему и провожу по щеке.

– Я не могу.

– Если дело в деньгах, то мы справимся…

– Нет, не в деньгах. Дело никогда не было только в деньгах. Здесь мои родители – моя мать. Я не могу оставить ее.

– Чем дольше ты тут останешься, тем сложнее будет выбраться в тот мир.

– Я давно в него не выбирался. Сид тоже хотел выбраться… Может, в этом наше проклятье.

– Не говори так.

– Я нужен тут.

– Знаю. Но и мне ты нужен.

Он целует меня в лоб, а потом шепчет на ухо: