– Это ты поджег церковь?

– Нет. Технически это сделал Том, идея принадлежала Ленни. Я лишь дал на это добро.

– Зачем?

– Мы не успели починить револьвер, найти ключи от твоей машины и отремонтировать ее – Йенс перестраховался. Сара, Дин и Джонатан очень помогли нам.

– Джонатан? Он все знал?

– Он хотел помочь – все же Питер его сын.

– Тогда к чему было это представление в церкви?

– Йенс ждал этого. После трагедии с Прикли вера горожан пошатнулась – они стали не просто уважать его, но и смертельно бояться, и Йенс ожидал сопротивления. И мы оказали его. Знали, что он ничего не сделает, ведь был уверен, что револьвер неисправен.

– Почему он набросился на тебя?

– А вот это мне неизвестно. Вероятно, что-то заподозрил. Это было в моем плане, в одном из них, но я не ожидал, что это в самом деле случится.

– Ты… ты позволил им сжечь твою церковь.

Он не сводит взгляда с дороги, с силой сжимает руль.

– Я позволил бы ему сжечь себя, если бы это спасло твою жизнь.

– Это одно и то же.

– Ты не представляешь… – его голос срывается, – не представляешь, чего мне стоило позволить ему отрезать тебе палец.

– Когда-то мое бьющееся сердце вырвали из груди и растоптали, а это всего лишь палец.

– Нет, Флоренс, я неправильно выразился… Ты не представляешь, чего мне стоило уговорить его отрезать только палец.

Я обращаю на него долгий взгляд. Нет, он не шутит. Йенс был способен на это.

Прижимаю колени к груди, чтобы стать меньше, чтобы этот мир не смог меня найти и причинить боль снова. Мы едем в полной тишине, а потом он глушит мотор. Футах в десяти виднеется знак, приветствующий гостей Корка.

Я выхожу из машины, закрываю дверцу и опираюсь на нее. На грудь словно кладут камень – не выдохнуть. Кеннел огибает машину, укрывает мои плечи старым пальто, пахнущим в точности как он. На нем ни куртки, ни пальто – лишь пиджак.