Все выбегают на улицу, и мы остаемся наедине с Йенсом. Охваченный совершенным бешенством, он берет меня за волосы и протягивает по полу к окну.
– Оставь ее! – кричит Пит.
– Закрой пасть, иначе я брошу тебя в огонь.
Он склоняется надо мной.
– Если ты скажешь, кто это сделал, твоя смерть будет безболезненной, – шипит он мне на ухо.
Я усмехаюсь через унижение и боль.
– Теперь это похоже на то, чем является…
Он резко запрокидывает мою голову. В шее что-то хрустит.
– Если ты считаешь, что это спасет тебя, то ты ошибаешься. – Он с такой силой тянет за волосы, так сжимает подбородок, что я не могу сдержать стона. – Мы продолжим завтра. Я прикажу выкопать такую глубокую могилу, что, когда я положу тебя в нее и заживо закопаю, никто не услышит, как ты будешь кричать и молить о пощаде. Тебя не спасет даже Господь Бог, потому что теперь он – это я.
– Как и всегда.
Он тащит нас с Питом за собой, как тряпичных кукол.
Темноту вечера разрезает пламя – животное, дикое, горячее. Оно занялось до самого неба. Церковь Святого Евстафия – большое добротное бело-серое здание с витражными окнами, символ многолетнего угнетения и свободы – горит в огне, который навечно сжирает все, что было мне дорого, что было дорого Патрику. Крест падает с крыши и с грохотом ударяется о холодную землю. Крыша проваливается в огонь. Все рассыпается, как карточный домик. Черные клубы дыма поднимаются в небо с каким-то горьким, жестоким торжеством, наполняя воздух зловонием. Я ненавижу это место и люблю, так же как когда-то ненавидела и любила Патрика. Что бы он сказал, увидев, как пылает детище всей его жизни? Боюсь, это разбило бы ему сердце.
– Нравится? – спрашивает Йенс.
Суматоха, спешка, гам и гул – горожане во главе с Кеннелом пытаются потушить огонь, но церковь уже не спасти. Снега почти не осталось. Чтобы закрыть эти адские врата, понадобится в одночасье осушить все колодцы Корка. Йенс сам вырыл себе могилу. И он выроет ее для меня. Но это будет завтра. А пока я, Питер и Доктор, подобно змеям, загипнотизированным движениями укротителя, наблюдаем за прекрасными и чудовищными языками пламени, которые превращают все в пепел. Он летит с неба и покрывает землю жутким ковром.
Говорят, смерть в огне самая страшная и мучительная, но сегодня огонь спас нас от погибели.
17
17
От церкви Святого Евстафия остается лишь фундамент. Не верится, что пламя, зародившееся от одной свечи, уничтожило такое могущественное здание.
Эту ночь я провожу без сна в холодной, удушающей пелене мыслей о предстоящем дне. На рассвете нас с Питом снова ведут в пристройку за церковью, а точнее, за тем, что от нее осталось. На этот раз нам не завязывают глаза – он убьет нас, даже если с небес спустится Господь Бог. Ямы – наши будущие могилы – уже вырыты, но их не две, а три.