Светлый фон

Пенни, пообещай, что скажешь, если почувствуешь себя хуже…

Пенни, пообещай, что скажешь, если почувствуешь себя хуже…

Дав себе небольшую передышку, заказываю еще две порции и заливаю в себя.

В последнее время я так много болтаю, что научилась себя не слушать…

В последнее время я так много болтаю, что научилась себя не слушать…

5

5

Бобу приходится заплатить за десерты и выпивку. Мне могло бы быть стыдно, но я слишком пьяна, чтобы что-то чувствовать.

После позорного происшествия в ресторане Боб выводит меня через главный вход и, закрывая собой, тащит через толпу папарацци. Они кричат, тычут камерами в лицо, хватают за одежду – пытаются урвать хоть кусок. Голова кружится от мешанины запахов, звуков и голосов. Я ничего не соображаю в человеческом месиве, в шуме щелкающих камер.

Боб быстро открывает дверцу «кадиллака» и легко, словно куклу, усаживает меня на заднее сиденье. Проходит вечность, прежде чем удается уехать, – папарацци не хотят упустить случай сфотографировать Пенни Прайс в неприглядном виде.

Мы едем молча, но в ушах без остановки звенит. С билбордов, развешанных по городу, на меня смотрит то веселая, то серьезная, то сексуальная Пенни Прайс, рекламирующая духи, одежду, обувь и сумки известных брендов. Я отстраненно наблюдаю за улицами, а потом смотрю в зеркало заднего вида, в нем отражаются тепло-карие глаза Боба.

– Я верну вам деньги.

– Не стоит сейчас об этом думать. Вам надо отдохнуть, мисс.

– Боб, почему мы столько времени проводим вместе, а ничего друг о друге не знаем?

Он отвечает не сразу. Я не виню его в этом – я бы тоже не захотела общаться с собой в таком состоянии.

– Мисс, я просто водитель.

У него такой спокойный и твердый голос, что становится неловко от той каши, которая появилась у меня во рту.

– У вас есть семья?

– Дочь. Ей четырнадцать.

– Моей сестре тоже четырнадцать.